— Вот этот, — выбрал Корсак, указав на контейнер из второго яруса.

— Одну минуту, я только принесу лестницу, — сказал начальник склада и исчез. Он появился через две минуты и принес раскладную стремянку.

С ее помощью Брандт и Корсак забрались на второй ярус и подошли к выбранному контейнеру.

Брандт сорвал пломбы и открыл створки. За ними оказались еще одни, но они были герметично запаяны. Определить состояние содержимого контейнеров можно было только через смотровые окошки. К одному из них и припал Брандт.

— Почти ничего не видно. Нужно включить освещение… — Он привстал на цыпочки и дотянулся до высоко расположенного тумблера, — Теперь другое дело, — сказал он, взглянув в окошко еще раз.

Бенджамин Корсак не любил подобных зрелищ, но работа есть работа, тем более если за нее хорошо платят. Он приблизился к смотровому окошку и в слабом зеленоватом освещении увидел знакомую картину: подвешенные на ремнях тела с неестественно запрокинутыми вверх головами. В раскрытые рты вставлены трубки для подачи смеси инертных газов,

— Сколько их здесь? — спросил Корсак.

— По документам пятьсот штук…

— Как они ухитрились втиснуть столько? Ведь раньше было, кажется, триста?..

— Да, триста. А теперь пятьсот… Наверное, уменьшили их объем.

— Как?..

— Ну, например, обезвоживанием. Подсушили в вакууме — и готово.

— Несколько вешалок пустые… — заметил Корсак.

— Да, несколько штук всегда распадается, но здесь все в пределах нормы. Потери не превышают трех процентов…

— Ну, вообще-то, порядок, — согласился Бенджамин. — Закрывайте контейнер…

— Еще смотреть будете?.. — спросил Брандт.

— Нет, достаточно. Давайте спускаться.

Начальник склада закрыл контейнер и опечатал его своей пломбой. После этого оба спустились вниз и пошли к выходу из ангара.

— Мистер Корсак, возьмите вот этот плащ, а то вам глаза запорошит… — предложил Брандт, и Корсак с благодарностью принял накидку. Однако ветер ослабел, и теперь песок лишь струился по земле, не набиваясь в глаза и рот.

— К вечеру всегда стихает, а завтра с утра опять начнется, — заметил Брандт.

— Не боитесь, что здесь поставят пограничную заставу? — спросил Корсак.

— А зачем? Кому этот Чегет нужен? Бескрайний океан песка, и больше ничего…

— Ладно, пойдемте к капитану, подпишем бумаги — к тому времени ваши ребята уже все погрузят. Они действительно быстро работают…

Все формальности с документами были закончены. Корсак вернул Брандту плащ, а капитан Слэш угостил его сигарой. Стороны тепло попрощались, и «Хокай» без проблем покинул планету Чегет.

Когда транспорт вышел в космос и вернулся на прежний курс, его запросила одна из пограничных станций:

— Борт 34 256–8736LKD, где вы пропадали? Почему не согласовали изменение курса?

— Да вы что? Когда такое началось, мы вообще хотели повернуть назад! — довольно убедительно возмутился штурман. — Что это было?

— Э… — замялись на станции. — Была небольшая поломка…

— Позвольте, — не унимался Крамер, — но мы же сами видели на своих экранах, что…

— «Хокай», ваши объяснения приняты, — прервали его, — продолжайте движение… — И станция отключилась.

— То-то же… — заулыбался штурман.

— На Чегете хранится кобальт, — сказал Корсак капитану Слэшу.

— Ну и что?

— Его доставка стоит вдесятеро дороже, чем доставка контрабандных истребителей. Риск тот же, а деньги другие…

— Нет, Бен, — покачал головой капитан, — риск очень большой… Если нас зацапают с оружием, я, как капитан, получу семь лет, ты — три года, члены команды отделаются штрафами. И все. В этом случае отправителю груза мы ничего не должны. Таковы условия договора. Тебе это известно?

— Да, сэр.

— Очень хорошо. А каковы условия на перевозке кобальта ты знаешь?

— По моим сведениям, практически такие же. Разве только тюремные сроки за нарушение государственных квот посерьезнее…

— Это еще не все условия, Бен. Через каждые пять — семь рейсов перевозчик кобальта меняется. Почему?..

— Ну, чтобы не особенно светиться перед полицией и пограничниками. Перевозчики получают кучу денег и уходят работать в другие районы.

— К сожалению, все совсем не так, Бен. Ты прав только в одном: команда перевозчиков оказывается в другом районе. А потом исчезает вместе с кораблем…

— Что?..

— Контрабанда кобальта — это очень серьезный бизнес… Там и большие деньги, и большая политика, и спецслужбы…

Корсак задумался.

— Я полагал, что все значительно проще, сэр. Этот Брандт болтал про кобальт без умолку и…

— И ты его слушал?! — резко повернулся капитан. — Бен, этого болтуна не сегодня-завтра уберут. Хорошо если при этом не всплывет твое имя…

…На четырнадцатый день пребывания в учебном лагере Тони довольно легко пробегал целый километр и мог прилично держаться на воде. На ночных строевых занятиях сержант Лизард ставил Тони в пример своим солдатам, а вскоре вообще предложил остаться в военном городке.

— Я скоро пойду на повышение, парень, и лучшей замены мне не найти.

— Ну что вы, сэр, я же только из военной школы…

— Ничего страшного, я походатайствую, чтобы ты сдал экстерном сержантские экзамены, и дело в шляпе. Да, ты молод и соплив, но есть в тебе что-то такое… Что-то такое, что мне нравится. То, что заставляет тебя выходить ночью на строевые занятия…

— Спасибо, сэр, мне очень лестно слышать это от вас, но я решил стать хорошим пилотом…

— Пилотом?.. — Лизард кивнул. — Техника, военные машины — это, конечно, поэзия для молодых ребят. А гонять по плацу нарушителей устава — это проза…

Между тем учебная практика шла своим чередом.

Упражнения, ранее вызывавшие у Тони головокружение, теперь выполнялись легко и привычно.

Управляемый Тони «Пацифик» мог кружиться на месте, вставать на одно колено и бегать. Инструктор Маршалл был доволен успехами курсанта, однако особенно его не захваливал. Он считал, что для настоящего солдата похвалой должно являться отсутствие замечаний.

Еще несколько раз за эти две недели Тони Гарднер видел курсантов из своей группы. В первый раз это были Лора Кейси, Дениз Шайен и Барбара Роуз. Они сидели в столовой через один стол от Гарднера. Девушки несколько раз посмотрели в его сторону, но он объяснил это тем, что в зале было довольно пусто.

Тони заметил, что они тоже изменились за время пребывания в лагере и стали как будто взрослее.