Его собственного ребенка, которого он мог бы обнимать, согревать и лелеять. Этот образ наполнил его такой сильной тоской, что его почти замутило от неисполненного желания. Его собственного ребенка, на которого можно было бы изливать всю любовь, которая грозит перекиснуть из-за того, что заперта у него в сердце. Собственного ребенка, который мог бы заменить ту любовь, которой его лишил союз Эр Тома с его спутницей жизни… Нет!

Эр Том не стал любить его меньше, и к этой опоре добавилась еще и искренняя привязанность Энн, не говоря уже о несдержанной теплоте Шана, наследника Эр Тома. Одиночество Даава не было порождено тем, что Эр Том от него отдалился, и его спутница жизни ничем его не обидела. Истина была гораздо более печальной.

Здесь, прислонившись к мощной ветке Дерева, Даав признался себе в том, что завидует счастью брата — и немного поплакал из-за того, что не может стать достойнее и воспринимать счастье брата как свое собственное.

Слезы быстро кончились, потому что он был не из тех, кто часто плачет, и он остался сидеть, прислонившись к Дереву. Его разум был открыт и ни на чем не сосредоточен.

Негоже, чтобы новый ребенок принял на себя обузу в виде всей любви Даава. Если он обнаружит, что из него получается настолько плохой родитель, ребенок будет немедленно передан на воспитание Эр Тому, чтобы там его любили и приучали к дисциплине умеренно.

И нельзя рассчитывать на то, что Эр Том, у которого теперь есть спутница жизни и наследник, а также обязанности мастер-купца и тоделма, полностью удовлетворит потребности своего неугомонного чалекет в общении с людьми. Необходимо найти иное решение, иначе Даав действительно может впасть в уныние.

«Ради блага Клана», — подумал он и неожиданно зевнул, надышавшись прохладным воздухом с легким ароматом мяты.

Возможно, он даже задремал — на несколько минут, не более, — но проснулся он с готовым ответом в уме.

Обдумав случившееся, он улыбнулся: ведь это было совершенно очевидным шагом, который ему следовало бы сделать самому, и давно.

— Спасибо тебе, — еще раз сказал он Дереву, и ему показалось, что листья шевельнулись в легком, ироничном поклоне.

А потом он спустил ноги с настила и начал спускаться вниз.

Твой корабль — это твоя жизнь. Рискуй своим воздухом раньше, чем рискнешь кораблем, — и своей душой раньше, нем рискнешь и тем, и другим.

Из Вахтенного журнала Кантры иос-Фелиум

Игра шла на большие ставки, и, как всегда, Вин Син чел-Мара был там, где они были самыми большими, вытягивая кантры из карманов юных светских щеголей, как магнит, притягивающий к себе железные опилки.

Он был настоящим волшебником в том, что касалось карт, этот чел-Мара, и все его дружки это подтвердили бы. И нужно было быть любимцем богов или невинным младенцем, чтобы сесть за игорный стол напротив него и взяться за карты.

В этой вселенной хватало любимцев богов, которых бы мог стричь чел-Мара, а вот невинные младенцы в тех местах, где он обретался, были редкостью. Однако похоже было, что этой ночью один такой младенец случайно попал в глубины казино Квенпалта — и теперь эта девочка стояла, наблюдая за игрой широко раскрытыми затуманенными глазами.

Она была совершенно не на месте среди толпы игроков — их блистающих драгоценностей и шуршания шелков. Одета в стеганую рубашку, широкую и бесформенную, туго зашнурованную вокруг хрупкой шеи, а единственным украшением ей служило старинное серебряное кольцо-головоломка.

Ее волосы — темно-русые или светло-каштановые — слишком сильно закрывали лицо, а ее глаза показались заметившему ее первым йо-Вааду серыми или, может быть, дымчато-зелеными.

Она стояла у стола тихо, как мышка, а по обе ее руки встали юнцы в кожаных костюмах разведчиков. Дымчатые глаза на худом лице, полускрытом волосами, глядели сосредоточенно.

Поначалу ему показалось, что она нацелилась на чел-Мару — настолько пристально она наблюдала за его игрой. А почему бы и нет? Он — мужчина видный, из хорошей Семьи, хотя это должно ее интересовать меньше, чем скопившиеся перед ним кантры. Йо-Ваад точно знал, что чел-Мара никогда не заинтересуется кем-то столь неприметным, но что дурного в том, что мышка немного помечтает?

Но потом он понял, что она наблюдает за картами, — и мысленно нахмурился. Насколько чел-Мара был разборчив в выборе постельных подружек, настолько рад был играть с кем угодно. Однако, как мог судить йо-Ваад, эта оборванная девочка не может иметь за душой и кантры…

— Вы находите игру забавной?

Вопрос чел-Мары звучал на грани обращения вышестоящего к нижестоящему, что было вполне допустимо для отпрыска Высокого Дома Солсинтры, разговаривающего с мышкой невысокого происхождения. Было бы любезнее обратиться к ней иначе, поскольку он — гость ее родного города, но чел-Мара любезным человеком не был. Он забрал очередной выигрыш и сложил монеты перед собой аккуратными башенками по дюжине, едва удостоив взглядом худое мышкино личико.

— Я нахожу игру интересной, — отозвалась она неожиданно звучным голосом в модальности разговора взрослых. — И совершенно не могу понять, сударь, почему вы продолжаете выигрывать.

Чел-Мара поднял брови в аристократическом изумлении.

— Я продолжаю выигрывать потому, что играю лучше других.

— Это не так, — заявила она с такой уверенностью, что йо-Ваад открыто на нее воззрился. — Вы следуете глубоко порочной стратегии, сударь. Со временем она должна привести к значительному проигрышу.

Чел-Мара откинулся на спинку своего стула и равнодушно посмотрел ей в лицо.

— До чего… интересно, — промурлыкал он, лениво указывая на стол, карты и кантры. — Нам представляется возможность проверить вашу теорию.

Она совершенно не колебалась. Выйдя вперед, она села на место, которое только что освободил сиг-Андир. Ее телохранители-разведчики тоже прошли к столу и встали у нее за плечами.

— Конечно, сударь.

— Конечно! — откликнулся чел-Мара. — Но до чего же храбрая мышка садится с кошками! — Не вставая с места, он поклонился, и его приветствие было глубоко ироничным. — Что вы поставите, леди Мышка?

— Мою квартальную долю, — объявила она — и выложила ее на стол.

Четыре кантры, что было больше, чем ожидал йо-Ваад, но все же гораздо меньше, чем обычно ставил чел-Мара.— Ну что ж, пусть будет четыре кантры, — согласился он, беря из своих стопок такую же сумму.

— О да, очень красиво! — воскликнул сиг-Андир, не умевший красиво проигрывать. — Бедная леди поставила всю свою квартальную долю, а вы ставите против нее четыре монеты из своего запаса! Какая в том честь? Поставьте нечто, что будет для вас столь же чувствительно в случае проигрыша, и сделайте ее игру стоящей!

Чел-Мара выгнул брови.

— Не могу представить себе, — лениво протянул он, — что значило бы для меня так много, как четыре кантры для этой… леди.