извинитесь за «кретина», «козла» и все прочее, то потом и поговорим. Ну и все. Пока. Будь здорова. До встречи.

Девка заткнулась, как будто ее выключили. А мужичок нахлобучил поглубже шапку и бодро зашагал в попутном с Молодцовым направлении.

В состоянии шока дама пребывала недолго. Через несколько секунд послышался жуткий визг вперемешку с матом. Мимо Константина пролетела ледяная глыба размером с лошадиную голову. Нет, не попала.

Константин нагнал мужика на станции метро, встал рядом на ступенях эскалатора. Тот оказался довольно молодым и крепким, с открытым симпатичным лицом.

– Не боитесь, что она разобьет вашу машину? – поинтересовался Молодцов.

– Какую машину? – Мужчина как ни в чем не бывало захлопал длинными ресницами, смекнул, о чем речь, улыбнулся и заявил: – Ну да, вы про ту крикливую бабу. Так нет у меня никакой машины.

– Как нет? А та ржавая «шестерка»?

– Так она не моя.

– О, месье знает толк в извращениях, – сказал Костя и рассмеялся от всей души.

Шутка ему понравилась.

Пока ждали поезд, они разговорились и вдруг выяснили, что являются родственными душами. Оба окончили Рязанское училище, почти одновременно воевали в Афгане, в данный момент служили едва ли не в соседних воинских частях. Так завязалась их дружба.

Через несколько месяцев Молодцов перетащил Ивана в свою группу, а еще через полгода сделал его заместителем, так как предыдущий – майор Кулаков – разошелся с супругой и начал слишком много пить. Он был неплохим мужиком, но водка, как известно, одинаково быстро расправляется со всеми людьми, даже с очень хорошими. На отдыхе между операциями и командировками Кулаков стал регулярно обнимать за разные места земной шар. То возле магазина, то во дворе многоэтажного дома, то в клумбе соседнего сквера. Это никак не вязалось с офицерским званием. Генерал Филимонов метал по этому поводу гром и молнии. Он вызвал Молодцова на ковер и приказал ему готовить документы на увольнение.

Костя включил все свое обаяние и влияние на шефа, с огромным трудом сумел уговорить его сменить гнев на милость и перевести Кулакова в штаб. Там под постоянным присмотром и контролем начальства бывший заместитель командира группы бухать перестал и даже познакомился с приличной молодой женщиной. В общем, решил начать все сначала.

Так он и сделал. Из штаба вскоре ушел – кому после службы в спецназе понравится копошиться в бумагах? – сейчас жил где-то в Белоруссии. По тамошним меркам стал крупным бизнесменом, продавал украинцам что-то литовское и эстонское. Говорил, что на жизнь хватает.

Автобус наконец-то пробился через все пробки на столичных дорогах и прибыл в аэропорт за группой. Бойцы погрузили в его чрево тяжелые сумки и поехали на подмосковную базу, где предстояло сдать оружие, боеприпасы, снаряжение и средства связи. Только после этого они разъедутся на своих автомобилях по квартирам, где заждались домочадцы.

Уронив голову на грудь, у окна спал лучший друг Кости Иван Лебединский.

Ванька был натуральным подкаблучником.

Как-то, спустя примерно год после знакомства, друзья вернулись в Москву из трудной командировки. В течение пары первых дней они завершили все обязательные мероприятия, сдали шмотки и оружие, написали подробные отчеты и решили выпить самую малость в тихом кафе, попутно постучать палками по шарам на бильярдном столе. После нескольких шумных недель войны в заведении им показалось удивительно спокойно. Друзья воистину наслаждались редким моментом.

Вдруг тихо звякнул колокольчик демонической связи, ожил мобильный товарища, который как раз прицеливался кием, собирался разрулить сложную ситуацию.

Почему-то Молодцов был уверен в том, что Иван сначала ударит по шару, потом уже ответит на звонок.

Но тот сунул кий под мышку, кашлянул в кулак и сказал:

– Алло.

Звонила его жена Галка.

В радиусе двух метров был отчетливо слышен ее нервный и вечно недовольный голос:

– А где ты? Опять в кафе?! И когда собираешься домой?

– Скоро, дорогая. Мы еще немного с Константином посидим, ладно?

«Вот и праздничку конец. Кто не спился – молодец, – подумал подполковник и с горечью вздохнул. – Зря он сказал ей обо мне. Плакал теперь наш вечер отдыха».

– Ты в магазин зашел? – продолжала допрос супруга товарища.

– Зашел.

– Ты купил то, что я просила?

– Да-да, конечно!

– Про наши планы на завтра помнишь?

– Да, мы идем в гости!

– А когда ты поменяешь стиральную машу? – Ноты, на которых происходил допрос, постепенно повышались. – Ты понимаешь, что я больше не могу пользоваться старой?! Ты слышал, как она скрипит и вибрирует?!

– Да хоть завтра поменяю, дорогая!

– Перестань валять дурака! Завтра мы идем в гости. А послезавтра обязательно поменяй!

Костя слушал их диалог и вдруг поймал себя на мысли о том, что давно стукнул бы такую жену головой об стенку и присел бы за это лет на десять. Но у Кости было свое мировоззрение, а у Ивана – свое. Жизненную позицию друга тоже следовало уважать.

– Дорогая, послезавтра суббота, – извиняющимся тоном возражал Лебединский. – Я хотел бы заняться машинкой в понедельник.

– Мало ли что ты хотел! – взвизгнула супруга.

– Да-да, конечно.

– И заканчивай там уже со своими дружками. Я тебя жду дома.

Ванька искоса глянул на товарища, застеснялся и тихо попросил:

– Еще часика полтора, ладно?

Галка хорошо знала мужниного командира и тихо ненавидела его за то, что он изредка выдергивал Ивана из уютного семейного гнезда, созданного ею. То в длительные и опасные командировки, то в кабаки.

Молодцов тоже хорошо знал Галку. Когда он увидел ее в первый раз, то отчаянно хотел спросить у друга: «Неужели в аду заняты все места?». Не спросил. Пожалел. А теперь был твердо убежден в том, что Галка внесла его в список своих лучших друзей. И не просто внесла, а поставила на почетное второе место – сразу после Гитлера.

– Нет! – Строгая женщина оставалась неумолимой. – Полчаса, никак не больше. Ты меня понял?

И это при том, что Молодцов с Лебединским зашли в кафе всего двадцать минут назад, и оба были трагически трезвы. Также следовало заметить, что Ванька никогда не перебирал с алкоголем, если супруга находилась в Москве, пахал аки черт и неплохо обеспечивал свою семью. Так что никаких традиционных бабских претензий Галка ему высказать не могла.

Закончив свои «да, дорогая, конечно», Лебединский опять виновато посмотрел на друга. В глазах его читалась очевидная фраза: «Давай побыстрее доиграем, и я поеду».

Костя понимающе кивнул.

Иван неловко ткнул кием по шару. Тот прокатился мимо лузы и стукнулся о борт. Одним коротким звонком игра была смазана. Как, впрочем, и весь вечер, начинавшийся очень даже хорошо.

– Не горюй, – прощаясь, утешал товарища Костя. – Главное, что вы с супругой до сих пор вместе и вполне счастливы.

Умный Ванька не отрицал того факта, что он заслуженный подкаблучник. Любой другой мужик с пеной у рта доказывал бы обратное. Мол, я крутой мачо, самый настоящий альфа-самец. Однако Лебединский не делал этого, понимал, что игра в главного – всего лишь условность. Этакая вечная семейная пьеса, в которой муж делает вид, будто он первый, жена изображает, что ему подчиняется. Или наоборот.

Молодцов вообще полагал, что браки бывают крепкими лишь в двух случаях. Первый, когда в семье абсолютно всем заправляет мужчина, не самодур, не скандалист, а мудрый и прозорливый человек. Второй, когда он совершеннейший подкаблучник. А вот в семьях, где царит нечто среднее – равноправие, доверие, взаимная поддержка, совместные решения, – там получается полная фигня для глянцевых журналов с психологическим уклоном.