— это повод для того, чтобы смыть кровью унижение правоверных, — отчеканил Халид ибн-Язид, — а не затем, чтобы забиться в нору и плакаться Аллаху о несправедливости судьбы.

Он недобро покосился на Джафара и тот ответил столь же нелюбезным взглядом — между великим визирем и полководцем существовала давняя неприязнь, обусловленная их принадлежностью к разным враждующим группировкам: Халид ибн-Язид принадлежал к военной верхушке халифата, из числа арабской знати, тогда как Джафар возглавлял придворно-бюрократическую группировку чиновников, зачастую, как и сам визирь, персидского или иного, неарабского, происхождения.

— Приятно видеть такую крепость в вере, — насмешливо протянул халиф, — но разве поражение — не ответственность прежде всего военных. Разве не ты, Халид, участвовал в той самой войне с Румом, где мы потеряли Кипр и Тарс, — и не рядовым шахидом?

Джафар с удовольствием наблюдал как смущенно потупился Халид.

— Я и не снимаю с себя ответственности за тот позор, — нехотя протянул араб, — и готов смыть его кровью неверных — или же своей, если придется.

— Вы все так бредите кровью и смертью, — вздохнул Ибрахим, — тот же Яхья, что шлет мне эти безумные письма, поминает войну и казни через слово. Неужели нет иного способа славить Аллаха — через познание красоты созданного им мира, простые радости жизни, прекрасную поэзию...

Тоскливо уставившись в окно он негромко продекламировал:

Мир я сравнил бы с шахматной доской:

То день, то ночь... А пешки? — мы с тобой.

Подвигают, притиснут — и побили.

И в темный ящик сунут на покой. *

— Мудро сказано, повелитель, — ввернул Джафар.

— Если бы вы все видели то, что вижу я каждую ночь, — на лице Ибрахима появилось мечтательное выражение, — эта древняя земля навевает чудные сны и в них ко мне являются могучие джинны и прекрасные пери, что вместе со мной славят Господа Миров прекрасными песнями и стихами. А когда я приоткрываю страницы «Аль-Азифа», то...

Он замолчал, словно поймав себя на том, что сказал лишнее. Халид недоуменно посмотрел на Джафара, а визирь, на миг забыв о своей неприязни к военачальнику, в ответ закатил глаза: он-то успел почуять не только винный запах от халифа, но и куда более слабый, но все же уловимый аромат макового настоя.

— Я простой воин и не вижу так далеко, — начал Халид, — но, если повелитель правоверных позволит своему слуге....

— Мой повелитель, — не выдержав, вмешался Исаак, — мои знания ничтожны в сравнению с вашими. Но, похоже, сейчас и я смогу сообщить вам что-то новое. Сегодня от моих друзей в Руме пришла благая весть, узурпатор Константин — мертв!

— И вправду радостная весть!- воскликнул Халид, — о повелитель, сам Аллах дает нам знак вести войска в бой!

— На трон взойдет его сын, — продолжал Исаак, — он всего лишь самонадеянный юнец, а его мать — лангобардская варварка, под которой давно шатается трон. Как только я вступлю в пределы империи, все восточные фемы примут нашу сторону. Кроме того, у меня есть сторонники в самой столице, которые нанесут удар в нужный момент.

Ибрахим кинул вопросительный взгляд на визиря.

— Если это правда, повелитель, то, — неохотно начал Джафар.

— То упускать такой возможности нельзя!- воскликнул Халид, — Исаак взойдет на трон, как наш друг и союзник. Он отдаст нам Киликию и Кипр, поможет в борьбе с Яхьей...

— Это правда? — халиф вопросительно посмотрел на Исаака и тот неохотно кивнул.

— Да. Я начну борьбу за возвращение земель в Италии, которые Константин отдал своему шурину — и для этого мне нужен прочный тыл на востоке. Ради доброго соседства не жалко отдать пару провинций. А еще я низвергну марианитов, этих новых идолопоклонников — и тем сближу христиан с учением Мухаммеда.