Надо было как-то организовывать общение, поэтому я решила продолжить разговор.

— Кэт и Гарик, вы оба мне дороги, я вас обоих знаю много лет и испытываю к вам самые искренние дружеские чувства. Так вот, хочу, чтоб мои друзья между собой тоже подружились — выпейте на брудершафт.

Я заново наполнила бокал Гарика и протянула ему его. Кэт послушно взяла свой бокал в руки. Она смотрела на Гарика и откровенно строила ему глазки. Приятели мои опустошили посудины до дна, и, судя по всему, такой вариант сближения им был по вкусу. Гарик, кажется, после шампанского разглядел, что моя подруга очень даже ничего, и что-то вроде улыбки появилось на его лице.

Как раз в этот момент зазвонил телефон: тетя Поля о моей просьбе не забыла. Вообще, она любое задание такого рода воспринимала чуть ли не как долг перед отечеством, поскольку считала — «приступников посодють». Мои друзья притихли в ожидании того, когда закончится телефонный разговор. На самом деле никакой беседы и не было. Тетя Поля шептала:

— Таня, это я.

Я же в ответ многозначительно несколько раз проугукала, каждый раз все громче и выразительнее, как будто с чем-то соглашаясь, затем резко бросила трубку и кинулась к выходу.

— Извините, ребята, дело не требует отлагательства. Веселитесь без меня! Будете уходить, дверь захлопнете. Я, возможно, до утра, — отрапортовала я, открывая дверь.

Таким образом, я реализовала план избавления от далеко не платонической любви Гарика и получила шанс без лишних препятствий продолжать расследование пропажи Сурковой. Итак, к Наполеону! Дай бог, чтобы он воспринял меня так же, как подлинный Наполеон свою Жозефину.

* * *

До Пионерского поселка ехать надо минуть двадцать в лучшем случае, так как моя квартира находится в центре Тарасова. Эти двадцать-тридцать минут мне были просто необходимы, чтобы как следует сосредоточиться, настроиться, как говорится, на нужную волну, поскольку предстояло общение совсем иного рода, нежели то, которым я успела насладиться в обществе Кэт и Гарика.

Действовать я решила напрямую, так как не было смысла прикидываться перед Подольским работником милиции: насколько я поняла, он имеет богатый опыт обведения ментов вокруг пальца, а вот с частными детективами вряд ли имел честь общаться.

Качество дороги постепенно ухудшалось — и это свидетельствовало о том, что моя «девятка» вступила в общение с дорогами Трубного района. Водитель я, конечно, хороший, но плохо знаю дороги в этой части города, поэтому периодически приходилось подпрыгивать за рулем и говорить слова далеко не самые приличные.

Я сбавила скорость и ехала так тихо, что через открытое окно могла разговаривать с прохожими, бредущими по тротуару. Благо время было вечернее, никто никуда в основном не спешил, поэтому я надеялась быстро узнать, где же обитает Наполеон.

Несмотря на то что Пионерский поселок находился на самой окраине Трубного района, в нем все-таки были скверики и небольшие аллеи. Именно вдоль них я и решила проехаться — в случае чего машину можно было оставить у обочины и примоститься где-нибудь на лавочке, вступить с кем-нибудь в разговор, желательно с всеведущими бабульками, и уже тогда разузнать место жительства Подольского.

Первая попытка закончилась неудачей. Я медленно и тихо приблизилась к одинокому прохожему, пожилому мужчине, который любопытно разглядывал все проезжающие мимо машины.

— Извините, — вежливо обратилась я к нему, — вы не подскажете, где проживает Александр Подольский?

Мужчина прищурился и стал с подозрительностью меня разглядывать. Затем он подошел к моей «девятке» сзади, собираясь, очевидно, посмотреть номер. Я решила как-то умерить его беспокойство и сказала:

— Он мой друг, мы пять лет не виделись…

Дед не дал мне договорить:

— Друг говоришь? Пять лет не виделись? Сидела, что ли? — Голос его становился все агрессивнее и агрессивнее. — А пошла ты!.. Развелось вас тут, сволочей, не перестреляешь! Народ голодует, а они понастроили!

Мужчина наклонился, наверное, затем, чтобы прихватить что-нибудь потяжелее, я резко нажала на газ, и машина дернулась с места. На самом деле простой народ Наполеона не любит, зря я его подругой представилась. Нужно было учитывать, что это Трубный район; дед скорее всего до пенсии вкалывал на каком-нибудь из заводов, а благодарностью за труд оказалась мизерная пенсия, поэтому его агрессия против таких, как Подольский, была вполне понятной.

Не принесла результатов и вторая попытка. Я притормозила возле женщины помоложе и спросила:

— Извините, не знаете, где Подольский живет?

— Который? Людей с такой фамилией много, да и живем мы все-таки не в деревне. Не знаю, не знаю.

Главбух говорила, что я смогу легко найти Наполеона, а тут вторая неудача. Может, побеседовать с ребятами покруче, «новыми русскими» какими-нибудь, ведь у них люди вроде Подольского всегда на слуху, являются настоящими кумирами, поступками которых они восхищаются. Эта мысль мне пришлась по душе, но беспокоило одно — кем мне представиться, ведь не каждого столь деловые люди готовы удостоить вниманием. Наконец меня посетила одна идея.

Я решила подъехать к небольшому базарчику, где по вечерам всегда собиралось несколько машин, в основном «девяток» или «девяносто девятых», хозяева которых решали постоянно какие-то вопросы. В этот раз они занимались тем же, чем и всегда. Остановившись немного поодаль, где машину не было видно из-за раскинувшихся веток деревьев, я достала из бардачка косметичку и стала делать макияж совсем иного типа, чем тот, который я нанесла дома.

У глаз я нарисовала раскосые стрелки, наложила толстый слой теней темно-серого цвета, припудрилась посильнее и накрасила губы алой помадой. Надо было поработать и над прической. Пряди волос, аккуратно подкрученные на кончиках, я начала безбожно начесывать, пока прическа в целом не стала напоминать львиную гриву. Однако мой прикид не соответствовал наскоро сформированному образу. Тут я вспомнила, что меня вполне может выручить подруга, Ленка-француженка, которая тоже жила в Трубном районе.

Ленка работала в одной из старых школ, абсолютно не престижных, не пользующихся авторитетом среди детей и родителей. Она преподавала иностранный язык, только на это и жила и вечно страдала от безденежья. При всем этом она всегда была рада помочь мне совершенно бескорыстно, хотя знала о размерах моего гонорара. Я себя в обществе Ленки чувствовала просто отлично — она была жуткой балаболкой и могла поднять даже самое отвратительное настроение. Сегодня я надеялась позаимствовать из Ленкиного гардероба что-нибудь этакое, эротичное.

— Ой, приветик! — взвизгнула француженка. — Какими судьбами? Надолго? Проходи, сейчас я кофе…

— Нет, не надо, — перебила я Ленку, — я на минутку, очень спешу.

Та только теперь как следует меня разглядела.

— Что с тобой? — изумленно протянула она. — Ты куда собралась-то? На Большую Казачью, что ли?