– Курам на смех – это когда у такого идиота, как ты, на плечах голова, – огрызнулся в ответ Чудик. Голос у него снова стал грубым и хриплым, как накануне ночью.

Верзилы-хулиганы опешили. Кто бы мог ожидать подобной наглости от этого карлика, которому, конечно, жить надоело!

– Дадим ему разок в ухо, как думаешь? – предложил Бита.

– Чего ж не дать, – согласился Подлещик.

Но Чудик только головой покачал.

– Не сегодня, – сказал он. И снял свои солнцезащитные очки.

Бита в тот же миг выпустил воротник Чудика и в испуге отскочил на три шага.

– Слушай, какие у тебя глаза жуткие!

– Жуткие! – Чудик оскалил зубы. В груди у него ворочалось рычание, угрюмое, страшное рычание.

– Ладно, давай не злись, – поспешно сказал Подлещик. – Очки классные. Правду говорю.

Подлещик схватил Биту за локоть и потянул за собой. Скорей, скорей убраться подальше от мальца с горящими жёлтыми глазами.

– Всё в порядке? – раздался за спиной Чудика голос Лины.

Он обернулся.

– Да. – Он снова надел очки и спрятал амулет под свитером. – Я их не покусал, если ты из-за этого беспокоишься.

– Им бы только на пользу пошло, – заметила Лина.

– Да, но вдруг они тогда тоже стали бы волками? – засомневался Чудик. – И они-то уж точно стали бы охотиться не только на кроликов, как ты думаешь?

– Ты прав. – Лина даже передёрнулась. – А то, что я про кролика рассказала – извини.

– Ладно, проехали.

Бита и Подлещик стояли в дальнем конце двора, прислонившись к забору, и подозрительно поглядывали в их сторону.

– А ведь, наверное, мне будет очень не хватать волка, который завёлся во мне, – тихо сказал Чудик. – Как подумаю, что придётся снова стать слабаком и трусливым тихоней…

– Трусливым? – воскликнула Лина. – Ты никогда не вёл себя трусливо!

Чудик пожал плечами:

– А, ладно, что уж теперь!.. Сегодня ночью волк будет изгнан. Пусть даже и был он мне в каких-то ситуациях очень хорошим товарищем.

Ночь быстро опустилась на город.

Весь день Чудик носил на шее амулет-оберег, и всё-таки волк в нём взбодрился, как только на улице стемнело.

Они с Линой сидели в своём убежище и играли в карты. Сгустились сумерки. Лина встала зажечь свечи, а когда вернулась к столу, увидела, что Чудик держит свои карты не в руке, а в косматой лапе с когтями. И шерстью он оброс ещё гуще, и сама эта шерсть стала длинней, чем была вчера ночью. Мальчик опять маялся, потому что ему не сиделось на месте, хотелось броситься со всех ног и убежать куда-нибудь подальше.

И ещё его тянуло поохотиться.

Он вонзил когти в кусочек шоколада и сунул в рот. Ну и гадость, отвратительный вкус!

Лина посмотрела в оконце и сказала:

– Луна взошла.

– Сам знаю, – буркнул Чудик. – Мне и смотреть не надо, я луну чувствую. – Он беспокойно заёрзал на диване.

– Сыграем ещё разок? – предложила Лина.

Мальчик отрицательно помотал головой, бросил карты на стол, спрыгнул с дивана и, едва не пустившись бегом, заметался по чердаку туда-сюда.

– Что, не помогает? – участливо спросила Лина. – Не помогает амулет?

Чудик пожал плечами.

– Кто его знает, каково мне было бы без этой штуки на шее!

– Ага. Ну, по крайней мере, ты у нас не бегаешь на четвереньках, – сказала Лина и чуть было не засмеялась… да только смех замер у неё в горле, потому что на несчастного Чудика просто больно было смотреть. – Мне надо сбегать домой поужинать, – проговорила Лина. – А потом я сразу же вернусь, хорошо?

В ответ Чудик лишь кивнул.

Лина пролезла в старый платяной шкаф, потом Чудик услышал, как она заперла на ключ дверь чердака. Он огляделся. Да, отсюда и правда не выберешься. На чердаке самой крыши громоздились здоровенные ящики, старая мебель и доски, из которых там и сям торчали гвозди. Чудик опустил свою косматую голову и опять принялся ходить туда-сюда, туда-сюда. Всё быстрей и быстрей, а потом он и вовсе перешёл на бег. Набегавшись, он стал прыгать на стенку шкафа, но не успокоился, когтями разорвал картонные коробки, обнюхал их содержимое. Амулет на его груди стал тёплым, потом горячим, однако и волк, проснувшийся в Чудике, становился всё злее и страшнее.

Ну где же застряла Лина?

Чудик ударом лапы погасил свечи. Потом придвинул к оконцу какой-то ящик, залез на него и жадно вдохнул холодный ночной воздух. Высунул наружу лапу – от лунного света она засеребрилась. Амулет жутко нагрелся, он прямо-таки огнём жёг Чудика, даже опалил шерсть на его груди. Чудик сорвал амулет с шеи и бросил на пол. А сам вылез из чердачного окошка на волю и ловко вспрыгнул на гребень крыши.

Теперь над головой у него были только луна и звёзды. Чудик уселся верхом на коньке крыши, запрокинул голову и во весь голос завыл. И выл он, пока не осип от холодного воздуха. Потом стащил с себя свитер, швырнул его вниз с крыши и долго как заворожённый следил за его полётом вниз, в темноту, где сновали маленькие машины, мерцая огоньками, как жучки-светляки. Вдруг Чудик уловил какой-то шорох за своей спиной. И в носу защекотало от знакомого запаха.

– Чудик! Слезай оттуда, немедленно!

Лина вернулась. Она высунула голову из чердачного оконца и с ужасом смотрела на Чудика.

– Я слышала, ты выл! – сказала она. – А на полу нашла вот это! – Девочка показала ему амулет.

Чудик оскалил зубы.

– Эта штука подпалила мне шерсть! – прорычал он и в следующую секунду насторожил уши – над ним в небе пролетели две птицы. Голодный Чудик поднял нос и жадно облизнулся.

– Ну так и что же? – крикнула Лина. – Ты собираешься сидеть тут на крыше и дожидаться, пока тебе в пасть не залетит какой-нибудь зазевавшийся голубь? Или пока тебя не снимут с крыши пожарные? Соседушка Эммербир опять караулит на лестничной площадке, стоит там, прислушивается.

Чудик втянул голову в плечи и долго-долго смотрел на Лину своими жёлтыми горящими глазищами.

– Сейчас я повешу тебе этот амулет, – решительно объявила Лина. – А если я свалюсь с крыши и сломаю себе шею, то виноват в этом будешь ты.

Она медленно вылезла из слухового окна, встала одной ногой на крышу и, подтянувшись на руках, забралась на конёк. Амулет болтался на её запястье.

Чудик зарычал. Оскалив зубы, дрожа всем телом, отполз прочь от Лины. На четвереньках, как собака. Или как волк. Конёк крыши, на котором он сидел, был немногим шире его когтистой лапы.