воздух, и мне необходимо распрямиться, чтобы снова занять окружающее пространство.

Мой упрек заставляет Хейла мгновенно протрезветь.

– Я храню его здесь, чтобы уберечь леди Тевершем от того, чтобы память о ее муже превратили в посмешище. Я позабочусь о том, чтобы после окончания суда он был перезахоронен с соответствующим его статусу уважением.

– Мой ученик еще молод, – говорит Уилл, таким образом прося прощения за мои слова, но наш пристыженный хозяин уходит после того, как я ничего не добавляю к изысканному извинению моего наставника. Я испытываю облегчение. Пусть меня лучше посчитают невежей, чем ведьмаком.

Я ничего не имею против наказания молчанием со стороны Уилла, как и его приглашения посидеть рядом с трупом, лежащим между нами. Персиваль протягивает мне половину папок с делами, и их веса достаточно, чтобы я пришел в себя. Я смотрю на шрам на руке. Мы со Стивенсом никогда не обсуждали, кто я такой. В то же время его подозрения были так сильны, что однажды он пометил мою руку раскаленным гасильником для свечей, чтобы я навсегда запомнил языки пламени и был с ними осторожным. Если бы он не вырос тогда передо мной, словно грубый щит, я бы погиб много лет назад. Его любовь ко мне была узлом, который я развязал, потому что боялся, что его забота сделала меня слабым.

Уилл поднимает глаза от бумаг.

– Если ты питаешь надежды завоевать руку прекрасной Альтамии, я бы на твоем месте не стал сердить ее отца. Эта девушка может многое предложить. Точнее, ее дядя. Он – очень уважаемый покровитель искусств.

– Оставлю это право вам. Меня не интересует женитьба, – строго произношу я.

Он отмахивается от моего отказа:

– Я слишком привык к своей собственной компании, чтобы заводить жену. В любом случае, я растратил слишком большую часть своего состояния и даже не надеюсь его вернуть, учитывая ненависть пуритан к азартным играм. Но ты ведь молод, богат и красив.

– Меня не привлекают ни благосклонность Хейлов, ни их дочь, ни ее дядя, – резко бросаю я, и его смешок заглушает быстрое движение в дверном проеме.

Я опускаю голову, но слова передо мной расплываются в чернильную лужу. Я не способен воскрешать мертвых. Мне дано лишь слушать их. Если бы я мог, я бы вернул к жизни Фрэнсиса. Лорд Тевершем затих на заднем плане, и я вчитываюсь в судебные бумаги, чтобы заставить его замолчать навсегда. Песни мертвецов – словно одуванчики на ветру, и чтобы сдержаться и не потянуться к ним, я поворачиваюсь к Уиллу.

– Новости о деле ведьмы застали вас врасплох.

Уилл мгновенно трезвеет.

– Надо было лучше скрывать свои эмоции.

Поднимая папки, я продолжаю:

– Складывается ощущение, что они с самого начала зациклились на виновности Кэтрин.

– Ты думаешь, что она невиновна? – задумывается Уилл и тянется к бумагам.

– Полагаю, что… – начинаю говорить я, но слова обрываются. Лорд Тевершем начал петь о своих печалях. Но я не хочу рисковать самим собой, поэтому не могу для него ничего сделать. – Я слишком наглый.

– Качество, достойное восхищения, – отмечает Уилл.

– Но не для ученика. – И не для ведьмака. Я достаю из кармана монету и кладу ее на губы усопшего, чтобы заставить его замолчать.

– Обол для Харона, – замечает Уилл.

Я подкупил мертвеца, чтобы он замолчал. А теперь еще и себя самого.

Глава пятая

Моя комната – светлая и просторная, и окна ее выходят на улицу. Несмотря на это, она все равно остается тюремной камерой, в которой я провел всю прошлую ночь и большую часть сегодняшнего утра, вспоминая истории, которыми Стивенс забивал мою голову, когда я был маленьким. Он рассказывал о маленьких помещениях, в которых ведьм втискивали мужчины вроде Уилла и позволяли им выйти, лишь добившись от них признания и выпытав имена сообщниц. Все это – с помощью лишения сна, пролитой крови и в большинстве случаев изуродованных конечностей.

Мои шаги прерывает стук в дверь, затем слуга уходит, пригласив меня к завтраку и вручив мне листок бумаги. Мои губы искривляются, когда я вижу букву «М», написанную твердой рукой моего отца. Имя моей матери начиналось на «Г».

Отец превратил мою жизнь в головоломку. С другой стороны, мне определенно стоит благодарить судьбу за то, что он не попытался ее никому продать. Я родился с маминой пуповиной, обвитой вокруг шеи. Обычно младенцы, появившиеся на свет в подобном виде, считаются чем-то противоестественным, проявлением узелковой магии во плоти. Будь отец рядом, он бы даже не вмешался, когда повитуха попыталась меня удавить. Но Стивенс, вооружившись смесью из ругательств и туго набитой мошны, спас мне жизнь и сохранил в секрете обстоятельства моего рождения.

Моя мама могла бы постараться предотвратить свою смерть при родах, обменяв мою жизнь на свою или попытавшись меня спасти. Но какими бы ни были ее намерения, попытка провалилась, и я оказался в чистилище для беспокойных душ, а теперь еще и во власти охотника на ведьм. Если бы я признался отцу в своей истинной природе, то он бы меня за это осудил. А может, и того хуже – превратил бы в свое оружие. Мертвых нелегко успокоить, а я полон их секретов. Я достаю из-под рубашки узелок из волос Фрэнсиса, и его светлые пряди оплетают мою кожу золотом. Я подношу локон к уху, словно песня Фрэнсиса превратила нити волос в морскую ракушку. Мягкая, словно невесомая текстура его арии противоречит ее мощи. Даже без этого узелка я бы нес с собой эхо его песни.

Я – видение белых каре, строй с пехотой в центре и кавалерией по бокам. Я перемещаюсь туда-сюда, то в полевой госпиталь, то домой, и обратно, в тесное помещение. Лихорадочные вопли моих друзей пролетают, словно артиллерийский обстрел над моей головой, пока я переношусь в его центр. Наши потери отмечены чередой пустых больничных коек. Я отсутствую все дольше и дольше, хотя и умоляю о возвращении. Молитвы мамы и взгляды отца удерживают меня на месте и я наконец уменьшаюсь и выскальзываю на свободу.

Напряжение покидает меня, когда его ария, этот мощный гимн, подходит к концу. Несмотря на свой юный возраст, мой брат принял свою смерть со стойкостью, которая меня поражает. Та неудачная попытка оживить брата до сих пор не дает мне покоя. Мое облегчение – тоже. Лишь ведьма способна воскресить мертвого. Даже бессмертный Поллукс чуть не оказался в подземном мире вместе с братом, пока не разрубил нити, которые их связывали. Я не боюсь попасть вниз. Из-за материнского проклятия я и так нахожусь скорее в мире мертвых, чем в мире живых. Кроме того, я не могу позволить моему брату умереть во второй раз. Его песня – это память о нем,