class="p1">— А о чём ты обычно думаешь? — спросила Юля, с интересом глядя на нового знакомого.

— Ну, обычно я сижу вот здесь, на этой лавочке в парке, смотрю на проходящих мимо людей. И пытаюсь угадать, кто они, чем занимаются, что для них важно, а что — нет…

— Интересно, — девушка дотронулась до своих тёмных волос. — А что ты подумал обо мне?

Юра посмотрел в её карие глаза.

— Знаешь, я только сейчас понял. Наверно, я часто ошибаюсь в людях. Лучше ты сама расскажи что-нибудь о себе.

— Хорошо! — рассмеялась Юля. — Но, чур, ты тоже о себе расскажешь!

— Договорились!

Девушка протянула Юре руку.

— Погода отличная. Прогуляемся?

— Давай. Там через пару метров — киоск с мороженым, — ответил парень, взяв девушку за руку.

Разговаривая и весело смеясь, они пошли по аллее осеннего парка, усыпанного жёлтыми листьями.

И всё было в этот день необычно. Как пустая лавка в городском парке.

20 сентября 2008 г.

♪ Paul Oakenfold & Ascension — Someone (Original Vocal Mix)

Живи за двоих

Когда биение сердца того, кто рядом, важнее биения твоего…

Тёмно-синий седан подъехал к зданию школы и остановился. Дженни любила, когда папа отвозил её в школу. Но сегодня настроения не было. Вообще-то чаще бывало, что её отвозила мама. Но сегодня — папа. Маме вчера стало хуже, и её снова положили в больницу. Дженни видела, что папа очень расстроен, хотя и старался вести себя так, будто ничего необычного не произошло. Он это делал, потому что не хотел ещё больше расстраивать дочь. Но она всё и так понимала — немаленькая…

— Завтрак не забыла, милая? — спросил у дочери Нэш.

— Нет, пап. Ничего не забыла. — Девочка не спешила выходить из машины. — Пап?

— Да, милая?

— С мамой всё будет хорошо? Или…

— Конечно, Джен. Конечно, с мамой всё будет хорошо, — торопливо ответил отец.

Дженни немного помолчала. Потом открыла дверь и собралась выйти.

— Солнышко, — окликнул её Нэш, девочка обернулась. — Я сейчас поеду к маме в больницу. Поговорю с врачом, дядей Дэвидом — ты его знаешь. Он скажет, что делать. С мамой всё будет хорошо. Я обещаю.

Джен слабо улыбнулась.

— Передай маме, что я её люблю, — она снова задумалась. — Папа?

— Да, солнце?

— Папа, тебя я тоже люблю.

Нэш улыбнулся.

— И я люблю тебя, милая. Бабушка заберёт тебя после уроков, как обычно. Пока!

— Пока!

Мужчина подождал, пока Дженни зайдёт в школу, а потом, тяжело вздохнув, поехал в больницу.

Зайдя в холл госпиталя ветеранов, Нэш увидел доктора Роджерса, тот разговаривал с медсестрой.

— Доктор Роджерс! Дэвид! — окликнул его Нэш.

— Нэш, доброе утро, — знакомые пожали друг другу руки.

— Ну, как дела у Энджи?

— Пойдём в кабинет, поговорим.

Бывший десантник Нэш Рестон и доктор Роджерс были знакомы не первый год. Неформально последний являлся семейным врачом Рестонов. Мужчинам часто приходилось встречаться по невесёлому поводу: жене Нэша Анджеле всё чаще требовалось лечение в больнице.

— Дэвид, я обеспокоен. Как дела у Энджи? Дженнифер сильно переживает.

— Нэш, — доктор сел за свой стол и достал историю болезни Анджелы. — Одиннадцать лет консервативной терапии. У твоей жены тяжёлый гломерулонефрит с двадцати шести лет.

— Да-да, я это всё знаю, Дэйв, — нетерпеливо перебил Нэш. — У Энджи тяжёлая болезнь почек. В течение двух лет она на диализе. Три года назад ты внёс её в список доноров почки. Знаю. А что нового?

— Нэш, — доктор крепко сцепил пальцы в «замок». — Энджи хуже. Болезнь прогрессирует. Скоро потребуется проводить диализ каждый день. Прогноз… очень серьёзный.

Мужчина опустил голову.

— А что насчёт трансплантации? Есть шанс, что ей достанется донорская почка хотя бы в этом году? — в его голосе звучало отчаяние.

— Приятель, мы давно знакомы. Не буду тебя напрасно обнадёживать…

— Так что с почкой?

— Судя по темпам продвижения очереди, Энджи пойдёт на трансплантацию не раньше чем через шестнадцать месяцев.

— Нет-нет… — покачал головой Нэш. — Это почти полтора года. А сколько она сможет ещё жить на диализе?

— Нэш, никто не берётся предсказать срок жизни для конкретного пациента…

— Но есть средние цифры! Статистика или как её там, Дэйв! Сколько? Скажи, сколько?

— Нэш…

— Сколько? Я должен знать, чёрт возьми, я должен знать, Дэйв!

Дэвид понимал, что не сможет скрыть правду от друга.

— С такой динамикой анализов и учитывая темпы прогрессирования болезни — четыре месяца. В среднем. Статистически. По данным нашего госпиталя.

Нэш замолчал и взялся руками за голову.

— Значит, шансов почти нет. Дэйв, приятель, — он посмотрел на доктора. — Есть же какой-нибудь выход. Слушай, помоги мне найти донора. За деньгами дело не станет. Я неплохо заработал на своём бизнесе. Скопил семьдесят тысяч баксов. Если надо, займу ещё столько же. Да что там… Продам машину и дом…

— Нэш, у тебя дочь. Ты ей нужен. Ты живёшь для неё.

— Да-да. Но… Как же Анджела…

Нэш не знал, что ещё сказать.

— Послушай, друг. Энджи — замечательная женщина. Она родила тебе дочь, уже будучи почти инвалидом. Она страдает. Прости, но… но я должен тебе это сказать. Пришло время. — Доктор посмотрел в глаза Нэшу. — Пришло время — отпустить её.

Мужчина отрицательно качнул головой.

— Нет. Дэйв, нет. Я не позволю ей умереть. Она нужна мне больше жизни, понимаешь? Она нужна Дженни. Дженни всего десять — кто будет с ней рядом, если не мама?

Дэвид не помнил, видел ли он, как Нэш плачет. Сейчас на его глазах он видел слёзы.

— Дэйв, я люблю их. Я живу только ради них — моих родных девочек. Чёрт возьми, там, в Ираке, когда мне было уже почти всё равно, истекая кровью, я знал, что единственное, ради чего я живу, единственное, ради чего мне не следует подыхать посреди чёртовой пустыни, — это Энджи и Дженни, которые ждут меня дома. Ждут и надеются, что я вернусь. И я вернулся. Даже память о них, их фото спасло меня от смерти однажды, я рассказывал тебе. А теперь… Что я могу сделать для них? Вот если бы… Чёрт бы побрал того хирурга, который вырезал мне грёбаную простреленную почку…

— Почку невозможно было сохранить, ты знаешь это, Нэш.

— Знаю. Но тогда я ещё не знал, что эта почка могла бы спасти Анджелу сейчас!

— Да, — вздохнул доктор. — Это как дурная шутка судьбы. Ты прекрасно подходишь для Энджи как донор. Но почка у тебя одна. Прости, Нэш. Думаю, мы сделали всё, что могли…

Они снова замолчали. Комок в горле мешал говорить, а в голове путались мысли — одна страшнее другой…