— Повторяю вопрос, курсант: вы что-то видите?

— Да.

— Что именно?

— Равнина. Снег. Пять солдат.

— Кто они?

— Я.

— Все как обычно?

— Да.

— Очень хорошо. Попробуйте расслабиться.

На первых двух курсах будущие либурнарии учились подчиняться. Инъекции подавляли протест личных клейм, позволяя старшим офицерам училища — опытным, подготовленным командирам взять курсантов под контроль. Со временем нужда в инъекциях делалась меньше: психика адаптировалась, частичное рабство входило в привычку, не вызывая сопротивления. К четвертому курсу либурнарий переходил на следующую ступень. Теперь его учили командовать другими людьми, строго дозируя мощь клейма. «Офицерские» инъекции служили незаменимым подспорьем, стимулируя выработку особых гормонов.

— Что делают солдаты, курсант? Те, которые вы?

— Строятся…

— Опишите строй!

— Две шеренги по два человека, и один — впереди…

Норма, отметил Туллий. Первая «офицерская», провоцируя активизацию клейма, создавала у объекта вторичный эффект Вейса, иначе «срыв шелухи». Помпилианцы редко сталкивались с раздвоением реальности на ментальном уровне — только когда брали кого-то в рабство или отпускали на свободу. В такие моменты представитель помпилианской расы видел себя как пятерку легионеров, а будущего раба — как пленника, которого клеймили раскаленным железом.

Сейчас, при отсутствии потенциального кандидата в рабы, рассудок курсанта Тумидуса «держал строй» — пускай строй был лишь плодом воображения. Если строй нарушался и это происходило несколько раз подряд, курсант считался непригодным для несения воинской службы в качестве офицера.

— Я… Больно!

Марк дернулся. Доктор ясно услышал скрип зубов. Тело курсанта напряглось, на шее вспухли вены. Не открывая глаз, Марк пытался порвать манжеты — вряд ли осознавая, что делает.

— Держите строй, курсант!

— Я…

— Держите строй! Это приказ!

— Так точно…

Норма, еще раз отметил Туллий, глядя, как расслабляется тело курсанта. Такая вспышка была в порядке вещей. Двадцать минут назад Туллий имел удовольствие наблюдать ее у целого курса. Вот если бы вспышки не было… Доктор обождал еще с минуту и, когда Марк окончательно успокоился, похлопал курсанта по щекам.

Марк открыл глаза.

— Что вы помните, курсант?

— Я спал?

— Вам что-то снилось?

— Нет.

— Равнина? Снег? Солдаты?

— Никак нет.

— Отлично. Вас что-то раздражает?

— Кроме музыки, ничего.

Норма, в последний раз отметил Туллий. После первой «офицерской» их всегда раздражает музыка. Вокал в особенности. Он вспомнил, как после инъекции курсант Катилина едва сдержался, чтобы не запустить уникомом в акустическую линзу, и тихо засмеялся.

II

— Третий — Первому. Вышли на исходную.

Пауза.

— К выполнению задачи готов!

Третий — курсант Сулла — из кожи вон лез, лишь бы отрапортовать раньше других. Сфокусировав взгляд на индикаторе связи, Марк дважды моргнул, переключив канал. С помощью вирт-сенсора сделать это было проще, но визуальное управление Марку давалось туго. Он дал себе зарок упражняться при всякой возможности.

— Второй — Первому. К выполнению задачи готов.

— Первый — Второму. Доложить подключение к местным средствам оповещения!

— Подключение обеспечено. Сообщение скомпилировано.

— Первый — Третьему. Доложить готовность транспорта!

— Транспорт — готовность один. Время прибытия на точку — четыре минуты тридцать секунд.

— Первый — Второму-Третьему. Общая минутная готовность! Повторяю: минутная готовность! Синхрон.

— Третий — есть синхрон.

Марк выругался про себя. Опять Сулла его опередил.

— Второй — есть синхрон.

— Минутная готовность! Отсчет пошел.

Рой персонал-индикаторов в макушке сферы откликнулся зеленым мерцанием. Бойцы приказ приняли и подтверждали готовность. А разнобой — обычное дело. Кто-то торопится, как Сулла, кто-то тормозит… Все как у людей. В ожидании сигнала Марк вывел панораму с камеры сопровождения. Его декурия, рассредоточившись, заняла позиции на северо-восточной окраине туземного городка. Камуфляж-хамелеон позволял бойцам слиться с местностью: Марк и сам не сумел бы их разглядеть, если б не контурные метки с личными номерами и контрольками. За декурией, в зарослях серого от пыли бурьяна, под веерами разлапистых листьев-ладошек, притаились две грузовые антиграв-платформы. От досужих глаз платформы скрывала оптическая иллюзия.

Впереди располагались «оборонительные сооружения»: рассохшийся забор вокруг огорода с чахлой темно-фиолетовой капустой и дальше — полуобвалившаяся кирпичная стена, за которой начинался город. Дома и домишки с узкими окнами-бойницами громоздились друг на друга, словно в пароксизме свального греха. Террасами и уступами они лезли к небу, образуя целые конгломераты, — безумные пирамиды за миг до обрушения. Плоские крыши нижних строений служили импровизированными двориками для верхних. Там сушилось цветастое белье, играли, вопя дурными голосами, грязные до изумления дети. Чинно восседали на табуретах старухи — все как на подбор жирные, усатые, в мешковатых платьях цвета мокрой земли, в смешных беретах с помпонами. По ущельям улиц, куда редко заглядывало солнце, муравьями сновали пешеходы. Чадя и громыхая, примитивные мобили с двигателями на бензине норовили задавить каждого, кто замешкался хоть на миг.

Ботва, подумал Марк. Ботва, и я — сборщик ее.

Ближе к центру города хаос приобретал слабые черты порядка. Улицы становились шире и с видимым усилием выпрямлялись, сходясь к центральной площади. Здесь высился монумент: нагромождение кубов венчали три бычьих рога, раскорякой устремленные в небеса.

Сигнал!

— Вторая декурия — начали!

Дублируя команду голосом, Марк привел в действие местную систему оповещения, к которой подключился загодя. Он чуть не свернул мозги набекрень, стараясь дистанционно перенастроить древнюю лампово-релейную аппаратуру. Спецкурс «Техника связи и оповещения переходных цивилизаций» нуждался в дополнительном закреплении практикой.

— Внимание! Общая тревога!

Громадины-репродукторы, похожие на мятые кастрюли из жести, скрежетали на чужом языке. Марк знал текст сообщения наизусть. Он сам его и сочинил, использовав запись голоса здешнего диктора — звезды региональных новостей. После слов «Общая тревога!» Марк дал десять секунд сирены — мощной, с оглушительным подвывом.