– А у вас есть сомнения? – Меншиков явно уходил от ответа.

Ла Шанье решил, что князь еще потерян и расстроен неудачей, а посему настал удобный момент для некоторого на него нажима. Он вынул из-за пазухи несколько листов, свернутых вместе.

– Надо поставить подпись на этих бумагах.

Меншиков поднял руку, взял листы и потянулся было за пером, но передумал, усмехнулся и кинул бумаги на стол:

– После вашего сегодняшнего «тайного появления» я, пожалуй, с подписями повременю, – Светлейший смерил гостей взглядом, обретшим наконец привычный задор. – А пока давайте придумаем правдивый повод вашего приезда.

Французы молча переглянулись.

Тем временем другие важные участники событий были весьма довольны результатами своих действий.

– Главное мы знаем – эмиссары прибыли! – удовлетворенно подытожил Ушаков.

– Только куда они нанесут удар? Я все больше склоняюсь к мысли, что женитьба наследника – это просто предлог. На кой ляд Алексашке нужна поддержка масонского ордена? Он и так давно вынашивает эти планы.

Толстой вдруг ощутил беспокойство: партия разыграна удачно, но каков будет исход всей игры? Меншиков хитер, так просто его не подловишь. Что-то больно ровно он держался, а ну как все и было так задумано?

– Меншиков тщеславен, а они этим умело воспользовались, – произнес Ушаков. – Его тешит сама мысль о славе монарха, пусть даже регента, но признанного в Европе. – И, словно прочитав мысли графа, добавил: – Странно другое: мы спутали им карты с тайным появлением, а они как ни в чем не бывало.

– В любом случае, следи пока за каждым их шагом, – решил Толстой. – Рано или поздно они проявят себя.

– А с этим юнцом что делать? – Ушаков оглянулся на еще ожидавшего решения Самойлова.

– Думаю, он – не игрок, хотя чем черт не шутит! – Толстой тоже посмотрел на нашего героя. – Парень ловкий. Вдруг Меншиков разыграл более тонкую партию, подсунув его нам, как пешку? Будь начеку!

И покровительственно потрепав Ушакова по плечу, граф пошел прочь.

Между тем «ловким парням» было ой как не по себе. Вожжов испытал определенное облегчение, что экзекуция окончена, однако со знаком «плюс» или «минус», никак не мог взять в толк. Меншиков, будь ему трижды неспокойно, держался неприступно, слова Мари действия на него, по всему судя, не возымели, а приказ ждать известия прозвучал и вовсе угрожающе. Вот и дождался награды за службу, нечего сказать. А все Иван, послал господь дурака командовать!

– Ну, если нас завтра не подвесят на дыбу, то четвертуют точно.

– От сумы и тюрьмы. – откликнулся Самойлов.

– Э-эх! – не выдержал Вожжов. – Ты хоть знаешь, кто стоял рядом со Светлейшим?

– Нет! А что?

– Что-что? Это бывший начальник Тайной канцелярии Ушаков! А сейчас и Приказом командует. Заплечных дел лавка! Людишек, знаешь, сколько через него погублено? Чуть что не так сказал – за ребро и на крюк! За ребро – и на крюк! – повторил он для непонятливых.

– Тише ты! – только и успел шикнуть Иван.

Двери отворились, навстречу к ним вышел камердинер и с важным видом провозгласил:

– Завтра ваши милости приглашаются на ассамблею!

Вожжов наконец оттаял. Все устроилось как нельзя лучше. Ванька и вправду оказался везунчик, верно тогда Маслов подметил. Он теперь уже готов был взять Ивана в приятели. Все-таки кровью крещены, товарища вместе хоронили и мести сильных мира сего избежали, да к тому ж в награду получили не крюк, а приглашение. На как там ее бишь?.. Ассамблею. Тьфу ты пропасть, как у них язык поворачивается такие слова выговаривать? Дворовые ведь, простого звания люди – даром, что при княжеском доме, а все одно холопы, как ни назови, – а произносят иноземные словечки с таким форсом. Это чтоб сразу видать было, что говорит с тобой не кто-нибудь, а камердинер. Смешно, камердинер! Раньше о таких на Руси не слыхивали. А нынче эти столичные и одеты по последней моде, и манерам всяким обучены. Вот было бы забавно, если бы его сестра Марфа в тверском имении барина на ассамблею приглашала. Хотя Вожжов дома не был, почитай, лет двадцать, может, и Марфа теперь нос пудрит да словечками разными выражается.

– Ну что? – обратился драгун к Самойлову, когда они неспешно ехали по петербургским улицам. – Давай ко мне? У меня комнаты от Маслова, царство ему небесное, теперь освободились!

Иван обрадовался такому предложению. Нужно было отдохнуть, привести себя в порядок. А где? Денег у него толком не было, гостиницы в столице дороги. А что, может, и впрямь у Вожжова остановиться?

Но сии весьма благоразумные размышления были прерваны. Он увидел, как у одного из подъездов остановилась карета. То было невеликое происшествие, и оно, разумеется, не заинтересовало бы его в другом случае. В другом, но не в подобном этому: карету вышел встречать не кто-нибудь, а тот ворчливый придворный, отец понравившейся ему девицы. Все тяготы и лишения последних дней мигом улетучились. И только желание поскорее увидеть ту, о которой грезил он все время со дня их памятной встречи, овладело пылким сердцем. Эх, молодость, молодость! Лишь ей свойственна подобная горячность. Хотя судя по тому, какую роль сыграет девица эта в судьбе нашего героя, может быть это не такая уж горячность.

Тем временем из кареты вышел Фалинелли и в сопровождении придворного направился в дом.

– Погоди-ка, у меня тут дело есть. – оставил Иван недоуменного Вожжова посреди улицы в одиночестве, а сам направился к дому.

– Ну да, дело. – сплюнул драгун и, развернув коня, поскакал домой. Да и что ему еще оставалось, коли этот болван все время ищет себе приключения? Не составлять же компанию!

Иван попытался из седла заглянуть в высокие окна сановного дома, но все безуспешно. Он обернулся и увидел кучера, сидящего на козлах той самой кареты:

– Это кто ж тут живет, любезный?

– Известно кто, Белозеров. – охотно откликнулся заскучавший было мужик.

Самойлов поблагодарил его кивком и продолжил поиски того единственно важного окна, которое принадлежало желанной особе. Варенька и не догадывалась о его попытках, иначе сердце бы ее забилось, и десерт не пошел бы впрок. В неведении ухаживала она за гостем, подвигая ему теткино варенье, и слушала со смущением батюшкин рассказ:

– Вот ведь как, старший-то сын в заграницах уже четвертый год. А я, как прибрал господь мою Степаниду, нянькой здесь с моими-то.

Фалинелли, окинув взором молчащих дочерей Белозерова, с обольстительной улыбкой на хитром лице ответил:

– По-моему, вы обладатель прекрасного клада: скоро от кавалеров отбою не будет.

Белозеров, не привыкший к околичностям, повысил голос:

– То-то и оно! Отбоя уже нет! Правда, прости господи, одни бывшие холопы да солдатня. Прошли те времена, когда столбовые бояре на Руси при царях сиживали.