Пока означенный дворянин получал подарок со всеми церемониями, наш Иван не терял времени даром. Гордо сжимая в руке наградное оружие, он направился прямиком к своей цели, а именно к прелестной темноволосой девице, стоящей возле отца и сестры и не сводящей с него глаз.

Варюша исполнилась радости, едва только заметила во дворце Самойлова, когда же он был так выделен и поощрен Светлейшим, восторгу ее не было предела. Сонечка тоже сияла, переглядываясь с сестрицей. Белозеров не выдержал и злобным шепотом одернул обеих:

– Не пяльтесь вы так на солдатню эту! Прямо срам. Прости Боже.

Но тут же расплылся в льстивой улыбке обернувшемуся к ним Меншикову – упаси господь показать князю недовольство, неизвестно, как истолкует да что потом сделает.

Иван между тем оказался уже рядом и учтивым кивком головы приветствовал главу семейства:

– Не имею чести быть знаком с вами!..

– И вправду, Бог миловал, – попытался завершить разговор Белозеров.

Но наш Ваня был не робкого десятка и отступать не собирался.

– Иван Самойлов! – представился он, вытянувшись в струнку.

– Солдатик очередной, – буркнул старик, но сестры тут же подхватили приветствие, делая книксен:

– Варвара.

– Софья.

Этого было уж совсем не надобно! Белозеров решительно направился к выходу, уводя девиц чуть ли не за руку:

– Однако пора нам! Самое интересное кончилось! Пойдем-ка домой, доченьки!

– Я все равно разыщу вас! – крикнул им вслед вконец осмелевший Самойлов. – Приходите на ярмарку!

В награду ему был брошен красноречивый взгляд, как бы говорящий «я рада знакомству, но вот папенька.». Девицы почти скрылись, а Иван, все глядя им вслед, вернулся к напарнику, который с удовольствием пользовал вино и фрукты, обнаруженные на изящном подносе.

– Ну, ты видел? Ох, хороша!

– Кого? – не сразу понял Вожжов. Потом посмотрел в ту же сторону и успел разглядеть уходивших Белозеровых – они как раз остановились в конце залы, чтобы раскланяться с Фалинелли.

– Не про тебя птица сия! – драгун протянул приятелю бокал. – Папаша – сущий дьявол! Богат, сварлив и жаден. Нашему брату и думать нечего глаз класть на его выводок.

– А ты почем знаешь? – вскинулся Самойлов.

– Когда стояли на зимних квартирах в том году, насмотрелся. Он насилу, по приказу государыни своих дочерей вывозит на ассамблеи.

Иван обиженно хмыкнул, разом осушил бокал и потянулся за другим. Однако долго предаваться размышлениям и подстегивать вином воображение ему не позволили – рядом неожиданно возникла группа важных придворных птиц со злополучными французами во главе. Самойлов хотел притвориться, что не замечает их, да не тут-то было.

– Господа, а это те, кому мы обязаны своим спасением, – неожиданно любезным тоном провозгласил Ла Шанье.

Пришлось раскланяться. Хоть и не был Ваня искушен в дворцовой жизни, однако сановного господина приятной наружности узнал – то был лейб-хирург Иван Иванович Лесток. Отец рассказывал о нем с большим уважением и как-то показал его мельком на том единственном приеме, куда взял с собой отрока-сына «для развития представлений о светском обхождении». Помнилось ему, как было радостно услышать, что молодого придворного тоже зовут Иваном. Отец, однако, тихонько возразил, что, дескать, никакой Лесток не Иван на самом деле, а Иоганн Герман, был выписан когда-то государем Петром Алексеевичем из Франции, да так и остался, потому как пришелся ко двору. Слыхал также Ваня, что Лесток позже долгое время пробыл в ссылке, но где и по какой причине, не ведал. Увидев его теперь на ассамблее, Иван почему-то обрадовался и почувствовал себя несколько более вольно. Впрочем, причиной тому мог быть и второй выпитый бокал вина.

На слова Ла Шанье отозвался неизвестный Самойлову француз, судя по всему, тоже шишка немалая:

– Отрадно видеть, что армия русская строится по европейскому образцу!

Прозвучало это как-то слишком бесцеремонно. Лесток поморщился и, будучи по натуре человеком дипломатического склада, поспешил сгладить сие выступление:

– Ежели государыня наша Екатерина изволит и далее применять науку европейского маневра, то виктория российской короне в войне гарантирована! – Для пущей убедительности он поднял бокал и широко улыбнулся.

Тут неожиданно для самого себя встрял в разговор Иван:

– Однако позволю не согласиться! Та фортификация, кою государь применил в Полтавской баталии, не имела применения в Европе до того.

К ним подошел Фалинелли и любезно поклонился Лестоку. Ла Шанье обратился к итальянцу в продолжение начатого ранее разговора:

– Как вы сказали? Сию кумпанию выиграл редут?

– Да. Землекопы были решающей силой! – усмехнулся Фалинелли.

Это прозвучало совсем уж вызывающе. Тут вдруг не выдержал Вожжов, заметно охмелевший к этому моменту:

– Как вас понимать? Вы хотите сказать, что сражение выиграли землекопы?

Возбужденное состояние русского офицера позабавило итальянца, и он не смог отказать себе в удовольствии подразнить зарвавшегося драгуна:

– Это сказал не я, а вы! – заявил он с издевкой и оглядел окружающих, ожидая реакции.

Реакция не замедлила – ловкая словесная игра вызвала всеобщее веселье. Для Вожжова этот смех был, что красная тряпка для быка. Он покраснел и вскинулся, а наглый иноземец в ответ лишь насмешливо поклонился и направился было к дамам. Вожжов оказался в центре внимания. На него с ожиданием смотрели все, кто стал свидетелем этой короткой перепалки. Не ответить на вызов было невозможно. Драгун решительно бросился вслед за обидчиком, нагнав, схватил за плечо, развернул к себе и замахнулся своим огромным кулаком. Самойлов едва успел остановить занесенную руку. Допустить столь мужицкое поведение на ассамблее было никак невозможно, это навсегда запятнало бы честь русского мундира. Дерзость повисла в воздухе, все ждали, чем разрешится нежданная схватка. Надо было спешно как-то выходить из ситуации.

– Сударь, вы нанесли оскорбление, принизив победу русского оружия, – Иван говорил, а по спине его полз холодок ужаса перед неизбежностью того, что сейчас прозвучит. – Я вам не могу этого простить.

Фалинелли смерил Самойлова презрительным взглядом: эта солдатня совсем забылась, где и с кем говорит!

– В самом деле? Вот уж не знал, что можно оскорбить оружие! Впрочем, мне безразлично, к вашим услугам.

– Дай я ему суну! – продолжал бушевать Вожжов.

– Я буду ожидать вас в парке! – докончил вызов Иван, продолжая удерживать товарища.

– И немедленно! – крикнул Вожжов.