class="p1">Солдат говорит.

— Ну, сходи, почеши язык. Но о золоте ни! ни! ни!

Старуха к соседке. И сразу рот настежь:

— Дарьюшка! А мы-то в лесу золото нашли. Только ты никому об этом не сказывай!

А Дарьюшка сейчас же к Марьюшке:

— Марьюшка! Солдат-то с солдаткой в лесу золото нашли. Только никому об этом говорить не велели. Так и ты молчок — рот на крючок!

И пошло, закрутилось колесо: Дарьюшка — Марьюшке, Марьюшка — Аннушке, Аннушка — своей бабушке, а уж бабушка — по всей деревне разнесла.

А барские Ваньки да Маньки подслушали и сейчас же барину доложили. Так, мол, и так: солдат с солдаткой в лесу золото нашли, а от вас утаили!

Барин рассерчал, на всех накричал, за солдатом послал.

Солдат прибежал, барин на него заорал:

— Давай деньги, пес!

— Какие у меня деньги, батюшка-барин? Только со службы, живу, как нищий…

— Ты мне зубы не заговаривай! Давай деньги, которые в лесу нашел! Лес — мой!! И ты — мой! Значит и деньги — мои!

— Да что вы, батюшка-барин? Откуда же в лесу деньги? Ничего я из лесу не принес. Дрова рубил, да и то там оставил — вывезти не на чем…

— Как не принес? Твоя старуха всем рассказывает, что принес!

— Ах, старуха? Так вы с нее и спрашивайте! Только, смотрите, онау меня — дурная: такого наскажет, что хоть стой, хоть падай!

Притащили старуху. Барин к ней:

— Старуха! Скажи, как перед богом, по истинной правде, нашел солдат в лесу деньги?

Старуха испугалась и сразу созналась:

— Нашел, батюшка-барин! Нашел!

— Вот видишь! — заорал барин на солдата. — Что же ты, вор, запираешься? Давай деньги, а то запорю!

Но солдат все свое гнет:

— Да когда же это было? Не во сне ли она, старая, увидала?

— Когда это было, старуха?

— А в счастливый день, батюшка.

— В какой-такой счастливый день?

— А когда заяц в сеть заплыл.

— Как это так — заяц в сеть заплыл?

— А рыба-то, батюшка, по кустам разбежалась, а сеть для зайца осталась.

— Что ты, старуха, городишь? Разве так бывает?

— А в счастливый день, батюшка, еще и не так было! Наперед блинные тучи летали, на березе застревали. Они бились там, колотились, по лесу блины раскрошились. А потом шли тучи ватрушные, зацепились за пихты густущие, стали биться-колотиться да ватрушечками крошиться. А еще пирожные тучи летели. Они об сосну задели. Стали биться на ней, колотиться на ней, пирожками они раскрошились на ней.

— Да что ты несешь, старуха полоумная? В какой день так было?

— А неужто, батюшка-барин, не помнишь? Неужто запамятовал? Это в тот самый день было, когда черти к речке ходили да на вас воду возили, а вы-то с натуги все покрякивали да порявкивали!

Барин и слушать больше не стал, решил, что баба полоумная. Велел прогнать ее в тычки и больше не добирался до денег.

— А золотые рыжички-то — так и остались у солдата!

⠀⠀ ⠀⠀

…Ух, как все посмеялись над глупым барином. Колька до хрипу дохохотал.

А потом — домой. Кольку впустили, снова заперли и, стало быть, все в порядке.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Мишка продает телеграммы

⠀⠀ ⠀⠀

Мама разбудила Мишку рано:

— Хватит, хватит спать!.. Пора открыть глазки!.. Вставай поскорее, беги к своему Сережке… Я все устроила, пусть только он приходит пораньше…

— И я приду, — сказал Мишка.

— Ну, приходи… Только осторожнее… Под лошадь не попади…

Мишка и Сережка прибежали в типографию задолго до срока. Ждали-ждали — дождались. Федосеич отсчитал Мишке первому. Но и Сережку недалеко поставили: тоже вот-вот получит.

Но Мишка не стал его ждать. Он первым получил, первым и выбежал. Ему интересно, чтоб продать быстрей, чем Сережка. Вот, мол, как я! Поучись-ка!

Миша бежит, кричит:

— Экстренный выпуск!.. Последние телеграммы с фронта!..

И берут… Штуку за штукой — все разобрали.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Мишка сразу же домой: интересно, как дела у Сережки.

— Сережка-а-а! — кричит Мишка, но ответа нет. Да и дверь на замке.

Наверно, Дарья Михайловна ушла стирать, а он еще бегает продает. Не так-то легко — продавать. Вот Мишка умеет!

Пришлось сесть на крылечко.

Да где же Сережка-то? Скоро ли?

Прибежали Тайка и Толька. А Сережки нет.

Подошел Тоська. А Сережки нет.

Выскочила Яночка. Ей бы посидеть со всеми, а — нельзя: надо варить обед. Топнула ногой и ушла.

А Сережки все еще нет.

Колькин неродной папа, прапорщик Маевский, вышел на крылечко из квартиры номер четыре. До чего же он красивый! Усы кверху торчат, погоны блестят, и пуговицы тоже блестят. А сапоги ему Колька так начистил, что в них можно смотреться, как в зеркало.

А глаза у него все равно злые. И губы злые. Наверно, опять с женой поругался.

Ведь все знают, чти он из-за денег женился. Но жена у него хитрая: держит деньги у себя, не переводит на него. Он злится, срывает сердце на Кольке. А ей обидно, что он от нее все тянет деньги, она тоже отводит душу на Кольке. И получается, что Кольке кругом плохо.

Маевский не один вышел: ведет, ирод, под руку свою богатую жену. Платье на ней дорогое, шелковое, на шляпке перья, на пальцах кольца, на груди — на цепочке — золотые часики.

А лицо злое, старое. И глаза под шляпкой хмурые.

Ну, скатертью им дорога!

А Сережки все еще нет.

И тогда не стали ждать Сережку, а выпустили Кольку — и на речку: сегодня Колька переплывает!

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Колька переплывает реку

⠀⠀ ⠀⠀

И вот настала великая минута. Все уже на берегу, все уже голые, все веселые, прыгают от нетерпения.

А Тоська — в воде. Он плавает с бревнышком на самой глубине — на самом опасном месте. Если Колька будет тонуть, Тоська сразу спасет его. Он — готов! Он — тут как тут!

Колька вошел в воду до коленок и сразу — плюх! И поплыл, и поплыл. Волнуется, торопится, так шлепает ногами, что брызги вылетают на берег.

Ему кричат:

— Коля, спокойно!

— Коля, не торопись, а то захлебнешься!

А он не слушает. Ему не до того. Он все смотрит вперед: много ли еще плыть?

Шлеп! Шлеп! И вдруг доплыл! Встал!

— Ура-а-а! — орут ребята. — Ура-а-а! Переплыл!

— Ура, Колечка, — пищит Тайка и танцует на бережке.

А Колька