не выдержал, увел Дарью Михайловну с крылечка.

— Не пой на посмешище старому черту!

А печальная старая песня все звенит в его ушах. И стало ему всего жалко. Отца жалко. Мать жалко. И самого себя жалко.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Колю бьют

⠀⠀ ⠀⠀

В каждое окошко хмуро заглянул вечер. Пора зажигать огни. Зажгла лампу тетя. Зажгла лампу Тайкина мама — Ольга Никаноровна. Зажгли лампу богатые немцы. Только у Мишки темным-темно: никого нет дома. И у Кольки темно: тоже никого нет. И у Сережки темно: они едят картошку в темноте. Им сейчас так лучше.

А ребята идут от солдат. Идут веселые, смеются, машут руками. И кажется, что в глазах у каждого тоже кто-то зажег огоньки.

С другой стороны подходит Мишкина мама — бежит из типографии, как всегда ни жива, ни мертва:

— Где-то Миша, сыночек мой? Вдруг убежал на речку? Вдруг что-нибудь случилось?

Столкнулись у ворот, словно сговорились. Остановились. Марья Ивановна радуется:

— Вот он, мой Мишенька! Жив-здоров!

И вдруг откуда-то злой беспощадный голос:

— Николай! Ты куда ходил? Кто тебе разрешил?

Все как услышали, так и окаменели: это проклятый Колин отчим, как из-под земли, вырос у калитки.

Добегали! Погубили товарища!

А Маевский снова:

— Куда ходил, негодяй? Кто тебе разрешил?

Тут все посмотрели на Кольку.

Он стоит белый-белый. Стоит — молчит.

— Домой, негодяй! Марш домой!

И Коля пошел. Как-то боком пошел. А этот ирод за ним.

Сейчас сдерут с него всю шкуру, убьют его!

Молча, не сговариваясь, все ребята пришли на крылечко, где только что закрылась дверь за Колей. Стоят и ждут. Ждать горько. А сделать ничего нельзя.

Они уже поднялись по лестнице: Коля — впереди, а отчим — за ним. И даже через дверь слышно, как тяжело дышит Коля.

И вот началось… Удар! Такой глухой удар! Это он ударил и заорал:

— Кто тебе разрешил уйти?.. Я разрешил?.. Господь бог разрешил?.. Говори, как ты выбрался?..

Ребята не дышат — слушают. Тоська-поляк волнуется больше всех. Ведь если Коля расскажет, кто его отпирает, кто ключи подобрал, так Тоське ой как достанется. Его даже могут счесть за вора. Дескать, он не зря, а — зачем-то в чужой дом проникает, ключи подбирает.

Но Колька молчит. Молчит золотой наш Коленька.

Он его снова ударил. Опять такой глухой удар.

— Как ты выбрался? Как вылез, негодяй?

— Вы заперли, а дверь не заперлась, — наконец, сказал Коля. — Вот я и выбрался.

— Врешь, негодяй! Я хорошо запирал!

— А она не заперлась…

— Значит, ты должен был тут сидеть, как собака на цепи… Дом караулить… Кто тебе разрешил уйти?..

Коля молчит.

— Ложись, негодяй!

И снова р-раз!.. P-раз!.. Р-раз!..

Тайка зажала уши. Мишкина мама, вся бледная-бледная, гонит Мишку домой. Мишка не уходит.

А тот все бьет, бьет и бьет.

Коля долго молчал, терпел, не сдавался, но вдруг все-таки закричал:

— Ой, больно! Ой, больше не буду!

— Сдался! — сказал Толька.

— Трудно огольцу, — сказал Сережка.

А тот все бьет, бьет.

Мишкина мама больше не могла вынести. Она кинулась к двери, стала ломиться в квартиру номер четыре. Стучит в дверь кулаками, пинает ногами.

Там все притихло. Потом топ… топ… топ… Маевский спустился ко лестнице, открыл дверь.

— А-а-а… Марья Ивановна! — сказал он и даже постарался улыбнуться. — Что вам угодно?

А сам смотрит на нее колючими глазами.

Мишкина мама говорит:

— Пощадите ребенка… Нельзя же так… Смилуйтесь…

У него сразу сдуло с лица улыбку. Говорит-рычит:

— У вас, сударыня, есть свой щенок. Вот вы его и воспитывайте. А этого я уж как-нибудь сам воспитаю.

Хлопнул дверью, запер ее и опять топ… топ… топ…

И снова бьет.

Тайка ревет. Мишкина мама тоже плачет. Сережка нахмурился. Тоська опустил голову. Мишка закрыл уши руками. Толька просто так стоит.

Выходит на крыльцо тетя, крестит рот:

— Бог напитал, никто не видал. А кто видел, тот не обидел.

А за ней дядя, старый черт. Он говорит:

— Откуда и почему такое скопление людей? Что тут за крестный ход?

Им объяснили. Они тоже стали слушать, как бьют Колю. Слушают совсем спокойно.

Мишкина мама бросилась к тете:

— Евдокия Евсеевна! Голубушка! Забьют ведь мальчонку!

Тетя поглядела на дядю, а потом говорит:

— Моя хата с краю, я ничего не знаю. И ты, Машенька, отойди на крайчик!

А дядя говорит:

— Кыш по домам! Все кыш по домам!

А на Сережку стал кричать особо:

— Ты, арестант, зачем сюда прибежал? Марш отсюда! Чтобы я твою противную рожу больше здесь не видел!

После таких слов, конечно, все разбежались.

Мишка успел еще послушать у щелки «Для писем и газет», но за дверью стало тихо.

— Уже убили, наверно, Колю!

Сожгли они его, что ли?.

Ночь прошла тревожно, быстро, а чуть забелелось утро, все ребята сошлись у Колиной двери.

Вот гудки отгудели, колокола отзвонили, водовоз побывал, арестантов провели на работу, солдаты прошли с веселой песней.

А за дверью все тихо.

Наконец, большеухий Мишка услыхал:

— Шевелятся!

А Сережка добавил:

— Продрали глаза-то!

Это правда. Вот по лестнице топ-топ-топоток: выходит сама Полина Александровна, госпожа Маевская. А как выходит? Со старой корзинкой. Значит, в дровяник за углями для самовара.

— Смотрите-ка! Сама за углями пошла! — говорит Тоська.

— Они его теперь не выпустят! — добавил Сережка.

— Фря какая! На высоких каблуках да в дровяник! — заметила Тайка.

Маевская набрала углей, вернулась, заперла за собой дверь и опять все стало тихо. Значит они сидят — чаи распивают.

Но вот топ! топ! топ! — вышел, показался господин Маевский в нечищенных сапогах, протопал по двору и на улицу.

— Хорошо! Одним гадом меньше! — сказал Сережка.

А вот, слава богу, и сама вышла. Опять с корзинкой, только уж с другой — с новой. Не иначе — на рынок.

Теперь надо узнавать, что они сделали с Колей. Теперь или никогда! Пока их нет дома!

Все прилипли к дверям. Сережка спрашивает в щель:

— Коля, ты здесь?

Никто не отвечает.

Сережка снова, погромче:

— Коля, ты здесь? Это я. Сережка, спрашиваю.

Но нет ответа.

Мишка говорит.

— Наверно, они его убили! Очень просто!

Но вот Тоська решительно достал ключ. Клинг-клянг, и дверь отперта.

Ребята туда.

Но на лестнице Коли нет.

Отперли дверь в комнаты: тот же ключ подошел. Вошли в квартиру.

Все кругом раскидано, не прибрано, постель не заправлена, посуда не вымыта, на полу сор. Приторно пахнет табачищем да еще какими-то духами. Как в парикмахерской!

Но что же это?

В комнатах Коли нет!

В