Юлин спектакль, переделанный из «капустника», на своего предшественника ничуть не походил. Там было милое дуракаваляние, рассчитанное исключительно на своих. А тут – настоящий спектакль-концерт, со своей драматургией, персонажами, настроением и общей идеей. Идея была, конечно, не нова, но всегда востребована – «Под управлением любви», то есть про любовь, куда без нее. А также про отсутствие любви, про влияние того, что мы ошибочно считаем любовью, про непонимание и жертвенность, про обретения и потери… Про повседневную жизнь, короче говоря. Всем, включая саму Юлю, пришлось играть по пять-шесть, а то и больше ролей, каждая из которых была самостоятельным мини-спектаклем.

Волнуясь едва ли не до потери сознания, Юля, конечно же, и не вспомнила о том, что на спектакль может прийти новый директор. Она вообще и думать забыла, что есть на свете что-то еще, помимо того мирка, который она столько дней создавала из ничего и сейчас готовилась познакомить с ним пришедших на премьеру. Но когда она увидела битком набитый зал – и зияющее пустотой кресло в самой середине первого ряда, вдруг разозлилась на этого самого столичного пижона (а он непременно пижон!), который не изволил почтить своим присутствием, и на Светлану, которая прогнулась, выписала ему контрамарку в первый ряд. И вот теперь там дырка, как от выпавшего зуба, и взгляд, как назло, все время на эту пустоту натыкается. Хоть бы пересел кто-нибудь на это место, что ли! Но народ был ученый, в первый ряд, к начальству, не совался, знали, что билетерши все равно погонят взашей.

Юля взяла себя в руки. Первый номер – Марианна Королева с песней Вертинского «Мне сегодня так хочется ласки», очень органичная в амплуа избалованной светской дамы – сорвал аплодисменты, но зал еще не захватил. Юля это просчитывала: такова всегда особенность первых минут спектакля, зритель еще должен «затормозить», вникнуть. То есть выпустив Королеву первой, она оказала ей честь как пешке, которой предстоит пожертвовать ради общего блага. Но Марианна все равно молодец, Долининой с ее романсом в образе постаревшей провинциальной Мэрилин Монро будет уже легче. А потом Юра и «Шаланды полные кефали», первый выход танцевального ансамбля – это должно пойти на ура.

…Да, она все просчитала правильно! И все работали отлично! Зал «включился», задышал, стал отвечать. И ответная энергетика подхватила, понесла актеров, закручивая действие, не оставляя провисов. К концу первого действия стало понятно – это успех!

К своему очередному выходу (как раз перед антрактом) Юля должна была подготовиться основательно, поэтому несколько песенных номеров она пропустила, и, когда вылетела на сцену, как встрепанная ворона, едва не опоздав, черт дернул ее опять бросить взгляд на то самое пустое кресло в первом ряду. Но она не нашла его глазами, пустоты не было. Значит, кто-то пришел. Кто, она не видела. Работая на сцене, зал не разглядывают, актерам дорог каждый зритель, а директор он или нет – не имеет ни малейшего значения.

…Павел изучал огромный, как посадочная полоса, письменный стол, за которым работал его предшественник. Весь день Мордвинов ходил по цехам и только сегодня попал наконец в кабинет директора. На столе находилось множество ненужных, на взгляд Павла, предметов вроде чернильницы и пресс-папье – и все малахитовое, позолоченное и черт еще знает какое. Сам стол тоже был весь резной, на толстых лапах не то с когтями, не то с завитушками внизу, покрытый зеленым сукном, с множеством разнокалиберных ящиков. В таком столе хорошо хранить письма от любовницы, счета из карточного клуба, отчеты подлеца-управляющего, закладные на поместье и прочие старорежимные документы… Новый директор даже выдвинул пару ящиков, надеясь найти что-нибудь этакое, перевязанное голубой ленточкой. Не нашел, конечно. А работать за таким столом было неудобно. «Надо будет поменять на что-нибудь попроще», – подумал Павел. А этот экспонат а-ля девятнадцатый век кому-нибудь подарить. Директору краеведческого музея, например. Зато нет ни компьютера, ни телефонов, ни вообще каких-либо признаков наличия современной техники. С собой это все Митрофанов забрал, что ли? Странно. Из всех благ цивилизации он обнаружил только переговорное устройство для связи с приемной. Вздохнув, Павел нажал на кнопку вызова секретарши. Она ему, кстати, очень понравилась – дама за пятьдесят, молчаливая и монументальная, одетая в строгий деловой костюм. У секретарши было такое выражение лица, что Павел сразу понял, что будет за ней, как за каменной стеной. Если, конечно, сможет найти с ней общий язык – то есть с секретаршей, конечно, а не со стеной.

Поэтому перемена, произошедшая с секретаршей с момента их последней встречи на пороге его кабинета, потрясла Павла до глубины души. На Варваре Петровне вместо делового костюма было надето переливающееся фиолетовое платье с рискованным декольте, в которое ручьем стекала, теряясь в глубине, толстая золотая цепочка.

– А… э… С чем связаны такие перемены, уважаемая Варвара Петровна?

– У нас сегодня открытие сезона, Павел Андреевич, – без улыбки сообщила секретарша. Павлу показалось, что она сердится.

– У нас? – удивился он. – Какого сезона? И почему я не в курсе?

Но Варвара Петровна шуток не понимала.

– В театре. Открытие сезона. Все там. А вы здесь. И я с вами, – пояснила она в телеграфном стиле, и в голосе ее явственно послышалась укоризна.

– Так я же не знал! – попытался оправдаться Павел.

– Вот приглашение, – сообщила Варвара Петровна, кивая на дальний левый край стола. – Я утром положила. Как вы пришли.

– Извините, не заметил, – покаялся Павел. – На этом столе вообще трудно что-либо обнаружить. Варвара Петровна, я вас прошу, завтра узнайте, можно ли в Екатеринбурге купить нормальную мебель вместо этого… антиквариата. Закажите на электронную почту каталоги, я посмотрю.

– В Екатеринбурге можно все, – ровным голосом сообщила секретарша. – Это тоже там заказывали. В единственном экземпляре. Из Италии везли, – и, помолчав, добавила с нажимом: – А приглашение – вот.

– Вы хотите пойти? – догадался наконец Павел. – Так бы сразу и сказали. Разумеется, идите. Только пригласите ко мне…

– Премьера у нас. Открытие сезона, – повторила ему, как дурачку, Варвара Петровна. Павел не понял, избегает ли она сложных предложений оттого, что у нее такая манера говорить, или оттого, что не уверена в его умственных способностях. – Все там. А вы здесь. И я с вами.

– То есть мы с вами тоже должны быть там? – въехал наконец Павел и едва удержался, чтобы не рассмеяться, такое скорбное выражение лица было у его секретарши. И добавил, подлаживаясь под ее манеру вести разговор: – Я же не знал, что так полагается, чтобы все там. А во сколько начало?

– Идет уже, – слегка оживилась Варвара Петровна. – Но тут недалеко, три минуты от проходной. Наш Дворец культуры.

– Так пойдемте, – распорядился Павел, обходя стол, чтобы дотянуться до конверта с приглашением. – Нехорошо опаздывать.

Он был немало удивлен тем, как проворно умеет двигаться его монументальная спутница, когда они пулей пролетели по территории завода, выбежали из проходной и, выйдя на финишную прямую, почти вприпрыжку понеслись по заваленной коричневыми пожухлыми кленовыми листьями аллее, ведущей от проходной к Дворцу культуры. Должно быть, со стороны они выглядели просто замечательно. Аллея вдруг напомнила Павлу улицу Бассейную, и настроение немного улучшилось. Кроме того, трусившая впереди грузная секретарша выглядела очень комично. Но ему стало не до смеха, когда она, протащив его по фойе, втолкнула в какую-то дверь, сообщив в качестве напутствия: