валенок выскакивали из дома и с восторгом бегали по насту, иногда проваливались, но не останавливались пока не набирали полные носки снега.

Весна приносила необыкновенные запахи талого снега, и ещё чего-то такого, про что говорится "пахнет весной". Сначала на солнечной стороне появлялись сосульки — мы их сосали, потом первые прогалины на поляне и первые ручейки. И наконец наступал ледоход. Ночью слышались выстрелы от ломающегося на реке льда, начиналась ежегодная суматоха по спасению моста. Иногда это удавалось, а иногда ледоход его серьезно повреждал, опоры моста были хоть и основательными, но деревянными. Утром мы бежали смотреть как громоздятся серо-синие льдины и взбирались на те из них, что выталкивало на берег.

В летние жаркие дни выскочишь утром на террасу, трава во дворе покрыта росой, на паутинах она сверкает как редкие бриллианты, всё залито солнечным светом и предвещает жаркий день. К полудню воздух прогревается, дрожит и струится, если смотреть в конец улицы. В такие дни мы целыми днями пропадали на реке, забывая о еде. За пределами села начинались поля льна с ярко-синим васильками в них, и луга со множеством полевых цветов. Некоторые из них я видела только в Сибири, например, цветы, очень точно называемые в народе "огоньками". Это были маленькие ярко оранжевые розочки, которые просто светились в свежей зелени. А в лесу встречались очень крупные пёстрые дикие лилии. Радовали и посаженные цветы, и большой участок цветущих алых маков под окнами. Остались любимыми на всю жизнь запахи из того времени — цветущей черёмухи, сирени, маленьких огурчиков, помидорных веток, кустов смородины, нагретого солнцем соснового леса, речной воды, выпекаемого хлеба.

Любимый запах осени — от сжигаемой картофельной ботвы. Огороды уже пусты, только дымятся потихоньку костры, аллеи сада полыхают яркими желтыми и красными кленовыми листьями. А по утрам, когда мы с охотой после летнего перерыва бежим в школу, поляна покрыта белым инеем. Воздух осенью становился особенно прозрачным, хотя он всегда был необыкновенно чистым и благодаря окружающим его сосновым лесам и реке, а также из-за полного отсутствия вредной промышленности и минимальному количеству транспорта. Выросшая в такой стерильной атмосфере я совершенно не переносила запаха бензина и дальние поездки в автомашине были для меня тяжелым испытанием. Когда мы переехали в Новосибирск я не могла поверить, что воздухом с запахом каменного угля можно дышать постоянно и всё ждала, когда же он исчезнет. Не дождалась, привыкла и перестала замечать.

В детстве никто не обращал моего внимания на красоту окружающего мира, но сколько я себя помню, я видела её во всём: в ёлочных игрушках, в узорах на лоскуточках тканей, в осколках цветного стекла, в книжных картинках и, конечно, в природе. Казалось, что нет более прекрасной природы, чем та, что нас окружала. Позже я имела возможность убедиться что на свете много мест более красивых, но страна моего детства до сих пор остается самой чудесной и неповторимой. К сожалению, я поддалась своему желанию снова всё увидеть и посетила это место через много лет. А ведь уже знала замечательное стихотворение Геннадия Шпаликова

По несчастью или, к счастью, истина проста -

Никогда не возвращайся в прежние места

Даже если пепелище выглядит вполне,

Не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне

Путешествия в обратно я бы запретил,

И прошу тебя как брата, душу не мути

А не то рвану по следу, кто меня вернёт?

И на валенках уеду в сорок пятый год

В сорок пятый угадаю, там, где — Боже мой! -

Будет мама молодая и отец живой.

И на валенках уеду в сорок пятый год

В сорок пятый угадаю, там, где — Боже мой! -

Будет мама молодая и отец живой.

По приезде в Маслянино наша семья в составе 6 человек (мама с тремя детьми и двумя сёстрами-инвалидами) поселилась в бревенчатом домике с двумя окнами на фасад (на фото одно окно заложено) и двумя на огород. Он состоял из одной комнаты с закутком для кухни, сеней и небольшой терраски. Зимой окна замерзали, покрывались морозными узорами, а с подоконников оттаявшая вода стекала по тряпочкам в подвешенные бутылки. Значительное место занимала большая русская печь, которая служила одновременно и лежанкой. На печке мы часто играли в морозные дни. Там сушились валенки, были и специальные углубления для подъема наверх и сушки рукавиц. А за печкой стояли ухваты, веник и жил сверчок. Печка иногда дымила и тогда приходилось открывать двери даже в мороз, а нас детей заворачивать в тулуп и садить на пол. Всегда была опасность- угореть, что случалось, когда, желая сохранить побольше тепла, задвижку закрывали раньше положенного времени. Угар приводил иногда даже к смертельным случаям, к счастью, не в нашей семье. Но головные боли и рвота — обычные признаки отравления углекислым газом — бывали и у нас.

Сени с маленьким окошечком были почти темными, через них я всегда пробегала со страхом. Из сеней шла лестница на чердак, по нашим детским представлениям месте таинственном и немного страшным. Хотя мы прекрасно знали, что на самом деле там висят берёзовые веники, привязанные к стропилам, и свален всякий хлам. Через чердачное окошечко на эту гору ненужных вещей падал сноп света, который наполнялся пылью, когда мы начинали копаться в старье. Среди хлама, кстати, были и тома Ленина, а, может быть, и полное собрание сочинений, в красных переплётах и на хорошей бумаге. Из этих книг мы вырывали листы, на которых можно было рисовать. Хорошо, что это никому не стало известно, иначе быть бы родным в лагерях, а нам в детском приюте. В сенях были полки, на которых зимой лежали замороженные круги молока и другие продукты. Иногда мама делала для нас маленькие темные сушечки, и они тоже висели там в связке на веревочке, наверное, для того, чтобы мы не сразу их съели. Но мы выскакивали раздетыми в ледяные сени, снимали эти сушки и грызли их, не дав оттаять.

Площадь избы была столь мала, что трудно понять, как мы там все размещались. При этом мы ещё умудрялись пускать на ночевку разных людей, в их распоряжении оставался только пол, но всё равно это лучше, чем на улице. Одна из таких странниц обворовала нас, среди пропавших вещей было платье сестры для выпускного вечера, из креп-жоржета, зеленое в чёрную точечку, я его помню.

Стол, табуретки, этажерка и сундук составляли всю остальную мебель. На этажерке стояли книги и учебники старшей сестры и меня очень