На это заседание мне попасть не удалось, и я отправился к своим новобранцам, которых еще предстояло натаскать для будущих вылазок.

Время от времени меня замещал старый друг – Джакобо. Я познакомился с ним во время странствий по Италии. Он был единственным сыном обедневшего миланского дворянина, который погиб при весьма загадочных обстоятельствах. Растратив отцовские деньги, вспыльчивый юноша, который вдобавок успел отличиться в десятках дуэлей, под страхом смерти вынужден был бежать из родного города. После нескольких лет скитаний и мытарств Джакобо наконец избрал путь кондотьера, сколотил отряд головорезов и поступил на службу к Яношу Хуньяди. Несмотря на множество различий, мы быстро нашли с ним общий язык и стали хорошими друзьями. Я знал, что на Джакобо можно было положиться в любом деле, и потому охотно делился с ним всеми новостями, которые получал. Единственное, о чем ни я, ни он не любили говорить, так это о нашем прошлом.

Я отыскал итальянца на окраине лагеря, где он обычно занимался обучением новобранцев. Джакобо внимательно следил за своими учениками, которые отрабатывали очередной прием в парах. Заметив меня, он улыбнулся и, не останавливая занятия, быстрым шагом пересек площадку.

Ростом он был пониже меня, но гораздо шире в плечах. Его красивое загорелое чисто выбритое лицо обрамляла копна черных как смоль волос, которые волнами спадали ему на плечи.

– Как проходит обучение? – поинтересовался я, рассматривая еще не оперившихся юнцов, которые неуклюже сжимали рукояти своих spada schiavonesca20.

Джакобо покачал головой:

– Ты об этих девицах? – он небрежно махнул в сторону своих учеников. – Я постарался отобрать самых лучших, но и с ними предстоит еще много работы. Некоторые имеют боевой опыт, но для миссии, которую нам поручил Хуньяди, требуется особая подготовка. Мы сейчас не можем требовать от них большего.

– Для первых вылазок достаточно, чтобы они умели хорошо держаться в седле, кое-как орудовать мечом и луком, – сказал я. – Крупных столкновений пока не предвидится.

– Турки – великолепные наездники, – возразил Джакобо, скрестив руки на широкой груди. – Это у них в крови. Против османов гораздо лучше действует закованная в сталь пехота или тяжелая конница. То, что мы задумали, чистое самоубийство.

Джакобо, как и я, уже три года сражался в венгерском войске, и обмануть его было трудно. Он сразу понял, что задача, которую поручил нам Янош Хуньяди, едва ли оставляет нам шансы уцелеть.

– Мы простые солдаты, Джакобо, и не должны обсуждать приказы, – сказал я и, улыбнувшись, похлопал его по плечу. – К тому же ты добровольно вызвался помогать, так что вполне сознавал, на что мы идем.

– Да, после стольких лет я успел привязаться к тебе и не хотел бы видеть, как османы насадят твою безмозглую голову на копье, – усмехнулся Джакобо. – Надеюсь, все-таки нам это зачтется?

– В этом не сомневайся, – ответил я, а про себя подумал: «Либо на земле, либо на небесах».

* * *

На следующий день мы узнали, что турецкая армия двинулась из Пловдива нам навстречу. Вскоре, несомненно, ожидается крупное сражение. Тем не менее Янош Хуньяди пребывает в добром расположении духа, и, кажется, все идет по его заранее продуманному плану. У меня нет повода сомневаться, он уже не раз доказывал, что является гениальным стратегом. Однако на войне за ошибки своих командиров как правило расплачиваются обычные солдаты, а единственная плата здесь – это жизнь…

Франдзис

Осень 1443 года. Константинополь

Император Мануил II, которого любили и почитали все, даже турецкие султаны, покинул этот мир, оставив пятерых сыновей. Еще при жизни он сделал своим соправителем старшего из них – Иоанна VIII, который и взошел на престол после кончины отца. Надо сказать, что Иоанн старался быть достойным императором, его доброта, ум и забота о своих подданных на первых порах снискали ему популярность среди народа. Однако едва он начал переговоры с Римом, как все его былые заслуги была разом забыты. Народ не желал принимать условия Флорентийского собора, и никакие доводы не могли изменить такого положения вещей.

Слабое здоровье и огромное количество нерешенных проблем вскоре стали сказываться на душевном самочувствии государя: с возрастом обострились хронические заболевания, он был подвержен частой смене настроения и страдал от глубоких приступов меланхолии.

Иоанн был бездетным, а это, в свою очередь, провоцировало бесконечные конфликты между его братьями, которые надеялись занять трон после смерти императора.

Вторым сыном Мануила и главным претендентом на престол был Феодор. По характеру он был похож на своего старшего брата. Обладая глубокими познаниями в науке и искусстве, он окружил себя видными философами, учеными и художниками, в чьем обществе мог проводить целые дни напролет. Но как правитель он проявил себя слабо – за время правления в Морее он не добился каких-либо значительных успехов. Вместе с этим Феодор не раз предпринимал попытки уйти в монастырь, но каждый раз менял свое решение. Он считал себя полноправным наследником Иоанна и не скрывал своих притязаний на трон.

Однако Иоанн не желал видеть его своим преемником, о чем не раз говорил мне лично. Самым достойным из сыновей Мануила был мой господин Константин, который по старшинству следовал после Феодора, но по своим личным качествам и талантам несомненно был впереди него. Не раз отличившись в боях с врагами, он смог укрепить и расширить границы нашего государства, проявил себя как деятельный и справедливый правитель и тем снискал себе большое уважение среди простых людей.

Двое младших братьев – Димитрий и Фома – ничем особым не выделялись.

Димитрий был тщеславен и алчен до власти. Он открыто перечил василевсу, а однажды даже поднял мятеж против Иоанна, вступив в сговор с турками. Его войска подошли тогда к самым стенам Константинополя и разорили всю округу. Император запросил помощи у Константина, и тот не замедлил ее оказать. Димитрию пришлось отступить и покаяться перед своими братьями. Его простили и разрешили остаться в Константинополе. Однако он продолжал плести интриги и доверия ни у кого не вызывал.

Фома был самым спокойным среди сыновей Мануила. Он, кажется, и не мечтал о короне. Во всех делах Константина он был его верным и главным помощником, при этом с Димитрием у Фомы сложились крайне неприязненные отношения.

Вражда между столь не похожими друг на друга братьями истощала и без того ослабевшую империю, однако власть – даже власть над руинами – слишком притягательна, чтобы прекращать борьбу. В ход шли не только мечи солдат и кинжалы убийц, но также тончайшие политические интриги, которыми был окутан двор василевса.