И я просто закрываю глаза, отдаваясь этому странному действию. Правда странному, но мне так нравится, что бедра непроизвольно сжимаются, потому что влаги между ними так много, словно воду я выжимала именно туда.

— Поняла, как мыть?

— Ага, запомню на всю жизнь, — мой голос почти срывается, а лицо отчаянно пылает. Я поворачиваю голову именно так, чтобы синие глаза воткнулись в меня и пронзили насквозь.

— Ну если что…Я напомню, — почти шепот в губы, и мой рот непроизвольно открывается. Дышать больно, на шее словно веревка стягивается. Еще миллиметр. Еще один тяжелый синхронный вдох.

— Лена…

— Костя…

Губы смыкаются, как оголенные провода. И это словно взрыв электроприбора во влажном помещении. Его руки тут же перемещаются на мое тело, одна хватается за грудь, как за спасательный круг, а вторая накрывает затылок. Неведомым образом мы оба оказываемся на коленях, но теперь перед друг другом. Я держусь за его рубашку, второй рукой вытаскивая ее из брюк.

Но я быстро забываю, чем занимаются мои руки, потому что губы Кости усиливают напор, а я язык прорывает оборону, принимаясь вылизывать меня изнутри. Я уже не знаю где чьи губы, где чей язык, все это слилось в одно сумасшедшее соитие ртов, при котором даже сделать лишний глоток воздуха, кажется невозможным.

Он отрывается от моего рта только спустя минуту, смотрит в глаза, а я улыбаюсь как безумная.

Мне хорошо, как же хорошо. И даже рука, болезненно сжимающая грудь, не кажется мне лишней, и пальцы, с силой сжимающие мои волосы.

— Пиздец, хочу тебя. Всегда хотел, Лен.

— А почему молчал. Столько лет молчал.

— Если бы я знал, что ты тоже хочешь, ничего бы не встало на моем пути, но ты же чертова статуя, которая эмоции проявляет разве что…. Да никогда.

— Даже не знаю, извиниться?

— Не поможет. Теперь я буду тебя трахать за каждый потерянный год нашей жизни, теперь я тебя подсажу на секс со мной настолько, что ты больше не осмелишься меня ослушаться.

— Звучит как угроза.

— Самая настоящая, — шепчет он мне в самые губы, скользит по ним языком. Смотрит в глаза, словно выискивая подтверждение полной капитуляции, а когда я моргаю пару раз, срывается.

Весь мир теряет для нас смысл. Все стены, с таким трепетом мною выстроенные, с тяжелым грохотом рушатся. Все сомнения, что обуревали меня столько лет, летят в пропасть. Есть мы. Вдвоем — два животных. И мы пытаемся как можно скорее добраться друг до друга. Наконец его одежда летит в угол ванной, а я как одержимая шарю руками по его телу, словно замещая столько лет, когда только мечтала об этом. Мои губы искусаны. Наше дыхание смешалось. Эта дикость поцелуев сводит с ума. Костя— единственный, с кем я могу позволить себе отключить голову и действовать на естественных инстинктах. Хотя разве инстинкты спрашивают ? Они просто вопят, когда Костя оказывается на расстоянии вытянутой руки.

Я не сразу понимаю, как оказываюсь на столешнице в ванной, цепляясь одной рукой за раковину, другое за твердое плечо. Костя рывком раздвинул мои ноги и просто устроился между. Тяжело дышу и смотрю на гордо стоящий член. Он в полной готовности, стрелой устремлен прямо в меня. Еще немного и проткнет, а я хочу, хочу этого. Но еще больше меня поражает, как просто Костя смотрит мне между ног. А я при этом не стесняюсь.

— У тебя киска словно никогда не видела члена, вся такая аккуратненькая и милая.

— Главное чтобы не замяукала, — улыбаюсь я, проводя по плечу вниз, касаюсь члена.

Костя смеется. Хрипло и надсадно. А из меня будто выкачали весь воздух. Легкие горят, и я жадно заглатываю воздух с ароматом мужского возбуждения. Это как жизненно необходимый кислород для умирающего больного. Он кружит голову и дает силы жить дальше.

Костя медленно раздвигает пальцами нежные створки. Мы вместе смотрим, не отрываясь, на то, как миллиметр за миллиметром боец занимает свою позицию, погружаясь во влажное нутро, растягивая меня. Ох… Как же хорошо… Как правильно..

Не передать словами мои ощущения просто. Это волшебство. Это доза запрещенного вещества и прыжок с парашюта. В этом ощущении столько любви, что оно может вызвать разрыв грудной клетки.

Глаза сами собой закрываются, когда Костя оказывается внутри на всю длину.

Быстрее.

Глубже.

Сильнее.

Костя со мной. Костя во мне. Врывается так, что весь дом содрогается от сладостных конвульсий удовольствия. Он что — то судорожно шепчет, но не слышу, целует, но я уже не чувствую. Ничего не чувствую, кроме его члена, что выжигает во мне свое имя, не дает даже не секунду очнуться от сна. Как же хорошо. Как же нужно.

Быстрее.

Сильнее.

Жестче.

Снова медленно.

Так медленно, что кровь разносит сигналы удовольствия в каждую клетку, содрогающегося от толчков тела.

— Лена, — стон мне в губы. — Прекрасная Елена.

Жаркий, неразборчивый шепот вторит моему, пока

Костя цепляется за меня пальцами, скользит ими по влажной от пота коже, зарывается в мои волосы и тянет, сжимая их в кулаке. Пусть вырвет. Может, тогда эта агония прекратится. Это же ненормально, когда весь мир сосредотачивается вокруг одного человека? Когда желание остаться подчиненной сравнимо только с желанием жить.

Костя ускоряется, а у меня в глазах темнеет. Сердце работает на грани своих возможностей. Ощущение такое, что сейчас оно заскрипит и сломается. Колотится так быстро, тараня грудную клетку, что, мне кажется, его биение эхом отдается в груди Кости. Резкие, быстрые толчки, запредельное напряжение мышц, потом онемение и звон в ушах под аккомпанемент шума крови. Я слепну и глохну на несколько мгновений. Корчусь в конвульсиях оргазма, пока Костя снова и снова сливает в меня свой. Заполняет до оргазма спермой, не давая даже шанса этого избежать.

Глава 9

— Ну и что ты наделал? — недовольно бурчу, хотя даже двинуться не могу. Тело еще дрожит. А сердце отчаянно колотиться.

Я не планировала детей в ближайшие пять лет. У меня слишком много работы, да и семья должна быть полной, чтобы ребенок рос в нормальной психологической обстановке.

— Кончил в тебя. И еще кончу, только чтобы твоя голова наконец начала генерировать мысль. Я. Никуда. Не. Денусь.

— Даже если я буду занудой?

— Ты будешь занудой, и я буду любить тебя за это. В том числе.

— А ты романтик. Я