что не стала. Он удивительный психолог. А я тогда болела духом… Вы — несравнимы же! И Вам… мне так все хочется поведать, все… все… Трудно в письмах.

Ни у кого нет такого сердца, Сердца чудесного, как у Вас, любимый! Я перед этим _С_е_р_д_ц_е_м_ склоняюсь. Неохватное, чудесное, святое! Сердце! Ваше Сердце!

И неужели мы не увидимся?! Все в Божьей воле, но неужели? Я где-то в сердце читаю, что «да, увидимся!». От Вас узнать должна я слишком много, для жизни, для этой и для той! Я Вам сказать должна так много, чего не могут вместить ни письма, никакие [песни]…

И я верю… Должны увидеться!

Ах, как ласков день, как светит солнце! И петушок на шпиле[52] храма (рядом) головкой повернулся на восток… Будет хорошая погода!

Обо мне Вы не волнуйтесь — я здорова. Худею, не сплю, — но то от счастья!..

Я не люблю лекарства, пожалейте меня. Зачем?

И на болезнь мою смотрю иначе. То было нужно, да, да, очень нужно! И если надо будет еще — зачем таблетки? Как в «Ich schaue ins Leben» — о бессоннице37… Помните? Все опишу, как было. Как удивительно все было, какое _ч_у_д_о_ было. Да знаете ли Вы, что за болезнь ту я благодарила Бога. И батюшка был свидетель. Все расскажу Вам в следующем письме. К_а_а_к_ много бы сказала! Нет, это не было последствием гриппа. Разве я не писала? 3 раза я подвергалась этой ужасной пытке обсервации[53]. Хочу надеяться, что Вам не приходилось и не придется испытать на себе все это. Cystoskopie[54] — ужасно. Не столько боли, а вообще все вместе взятое. Больше часа лежания на пытке. Вводится аппарат с лампочкой прямо в почки, наблюдают, наполняют, фотографируют и т. д. Плакала я от всего этого как девочка, зная, отлично зная окружающую обстановку. Болеть мне очень тяжело всегда, — слишком знакомо все, до… интонаций взгляда ассистентов. О, как я всех их, всюду одинаковых, — знаю!

3 раза так пытали, и под конец через 1/2 года оказалось, что все пропало. Был (думают так) камень. Отпустили как бы здоровой, без оговорок. Но с условием, в случае кровоизлияния, — немедленно в клинику для cystoscop’a. Видимо, не исключают повторенья. Я спросила о возможностях осложнений при каких-либо неблагоприятных условиях. Сказали, что шансов не больше, чем нормально. Но верхом ездить я не решаюсь. Т. е. я очень бы хотела, но мне домашние мои отсоветывают. Не любят почки тряски. Я думала, что они что-нибудь больше знают, — но нет, кажется что нет. И правда, вот уже больше года как я совсем здорова. Никаких диет и никаких лекарств. Я знаю, что это было, и спокойна! Не беспокойтесь и Вы. Мне это было нужно! Завтра я собираюсь в церковь. Буду у Креста Животворящего молиться за Вас, за нас. И буду думать о чудесном отце (* Так мало из книг Ваших видно мать Вашу. Почему? Были сестры? Есть?) Вашем, любившем «Кресту Твоему…».

Чудесный, милый, родной, далекий, сердечно-близкий, мой! В День ангела я Вас целую нежно и обнимаю сердцем. Ваша Оля

[На полях: ] Была в другом фотографическом ателье — не знаю, что получится. Все они ломают лица. До свидания!

Недовольна письмом — ничего не выражает. Люблю безмерно!..Счастье мое!

Когда Ваше рожденье? Мне очень это надо знать!

Получили ли мой exprès? 23-го?

Скорей пишите! Жду очень. Ответьте и на прежние письма.

Посылаю цветы из сада — все их сама садила. Розы не распустились — все в бутонах. Молюсь о нас. Благословляю Вас и долго, нежно смотрю в глаза…

18

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

6. Х.41

Милый мой, солнышко!

Только что написала письмо38 (с вложенной фотографией, и «стих»), и вот пишу еще. Кажется, я поставила 5 окт., — ошиблась. Я сейчас увидела, что уже 6-ое и… потому еще пишу, — т. к. 6-го окт. 36 г. Вы читали в Берлине… Помните? Тогда я _в_и_д_е_т_ь_ Вас могла и _с_л_ы_ш_а_т_ь… Послушайте, мне стыдно за письмо мое — оно немного безумное… Правда? Я больше не буду _т_а_к… Я жду каждый день Ваших писем, — пишите ради Бога, — в этом мне жизнь! Мне писать труднее, — я буквально _к_р_а_д_у_ минуты. Вы же так спокойно можете это делать! Ах, я забыла успокоить Вас, — я совсем не так серьезно разбилась на велосипеде… Нет, сердце не от этого… Ничего не повредила, — кроме синего локтя (до сих пор есть след — пигментирован) и обоих колен — ничего. Потеряла сережки, но и то обе нашла потом. Тотчас же села снова и поехала дальше. Видите — ничего! И вообще я стараюсь взять себя в руки. Как будто бы стало лучше. Но я безумно похудела… Даже не представите! В доме все еще возня — рабочие. Мечтаю о покое. Моя комната выходит очень мило — буду там мечтать и… думать о Вас… Боюсь, что будет холодно только. Она наверху — нет печки. А Вы со мной хитрите! Нехорошо! Я знаю ведь, как вы все там живете. При всем желании нельзя многого достать. Только потому я и хотела послать. К сожалению, не разрешили. У меня отказались принять письмо экспрессом, хотя от Вас идут. Муж подруги все еще здесь. Ужасно! Я мечтала, что к Богослову будет у Вас! Буду о Вас в тот день думать. Бегу на почту! Ваша сердцем Оля

Не забудьте ответить мне: что приблизительно я Вам писала в письме 13 сент.? Кто М-me Земмеринг?

19

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

10. Х.41

Светлая моя, я весь в Тебе. Вчера я весь день был как на огне, не мог дождаться, когда один останусь с Тобой. Оля, Ты мне вручена Господом, сохрани себя для _н_а_с, _т_р_о_и_х! Ты — поняла? Простила мне безумное письмо 7-го?39 «Возрождение» не может посылать книг, но Ты их получишь. «Старый Валаам» Тебе вышлют из Словакии. Я все силы отдам — сделаю. Я _ж_д_у_ Тебя. Во мне боль, и я пью ее, Тебя лаская. Во имя Твое я напишу «Пути» для Тебя. Оля — пиши мне «ты». Ближе меня у тебя лишь твои родные. А у меня нет ближе Тебя. Я Тебя полюбил давно. Я Тебя ждал — давно. Оля, я стал сильней, моложе. Все дивятся. Пришли «глаза». Я читаю «Фекондите дан ля марьяж»[55] — Dr. Вандевельде, ансьян директёр de 1я клиник дэ Гарлем[56], — очень раздражает сексуально, но дает