вот он момент, когда можно уже отходить от Стаса. Повисла тишина, разговаривать больше не о чем. По крайней мере, Аверину вроде как нечего. Все разы, когда мы общались, говорила в основном я, а Стас… отпускал колкости, пошлости или молчал.

Но я медлю. Тело привязывается к этому мажору.

– Они мне никто, лисица.

Сглатываю. Как он так понимает, что меня волнует?

– Да мне все равно, – отмахиваюсь. Господи, он же все обо мне знает, а я продолжаю играть свое безразличие.

– Не все равно. Я же вижу.

Переминаюсь с ноги на ногу. Аверин без спроса вторгается в мои чувства и расщепляет их на атомы. Это хуже, чем предстать обнаженной.

Голос Стаса вновь серьезный. И так хочется верить, что ему тоже не все равно на меня. Иначе к чему все эти слова, оправдания. Встречи.

– Ты мне никто, Стас, чтобы оправдываться в своих действия, – улыбаюсь ему такой же натянутой улыбкой, что лицо застывает в этой уродской маске.

Мажор наклоняется ближе, втягивает воздух. Снова это ощущение каких-то разрядов цепляет кожу, режут по касательной. Рана жжется и щиплет.

– А кем ты хочешь, чтобы я был? – бархатисто спрашивает. Шея покрывается мурашками, когда его дыхание дотягивается до тонкой кожи, – ну, давай, лисица, скажи мне.

Слова пронимают насквозь, и начинаю задыхаться от его тона, его близости. Даже запах действует как дурман.

– Отец сказал держаться от тебя подальше.

– Он прав, – не раздумывая, говорит:

– А мне не хочется…

– Глупая лисица, – с такой нежность в голове отвечает, разбивая вдребезги.

Стас кончиком носа касается моего носа. Мы даже не целуемся, просто стоим тесно-тесно и… касаемся. В груди взрывается и зарождается что-то новое, чужое, пугающее.

Я не смогу выполнить обещания, потому что не могу держаться далеко от Стаса. Он уже приручил дикую лисицу.

– Что мне делать, Стас?

– Так влюбилась?

Зажмуриваюсь. Не могу поверить, что мы в открытую обсуждаем мою влюбленность. Да я на грани того, чтобы спросить, сможет ли он когда-нибудь влюбиться в меня. Это же… нереально, да?

– Садись в машину. Отвезу, – не дождавшись моего ответа, просит.

– А ты там уже возил своих заек?

Аверин растягивает губы, медлит. Изучающе рассматривает меня.

– Нет. Это место исключительно для рыжих и ревнивых лисиц.

– Грубиян! – отвечаю.

Была мысль развернуться и уйти, но тепло салона манит, да и Аверин стоит прямо как принц, распахнув дверь машины, и терпеливо ждет.

– Завтра вечером я приеду за тобой. Сходим куда-нибудь.

– Типа свидание, что ль?

Что, черт побери, происходит?

Пальцами цепляю край куртки и кручу ее, нервно забивая свое волнение. Наши взгляды встречаются, и сердце ухает вниз с немыслимой скоростью.

– Типа.

– Я подумаю, Стас Аверин.

Дрожу всем телом, все органы грохочут от радости и предвкушения. Я и подумать не могла, что мажор может позвать меня куда-то. Не надеялась.

Стас хитро улыбается, пятерней в волосы зарывается, будто тоже волнуется. А потом снова прячется за свою маску, как только понял, что я все-все видела.

– Подумает она…

Глава 11. Стас

Глава 11. Стас

– Может, к черту тогда эту жизнь? Что я теряю, а?

Стас.

– Ты сегодня поздно, Стас! – мать шипит на меня.

Без приветствий, без теплых объятий. Тот же банальный материнский поцелуй в щеку, который бы вытер рукавом. Ничего нет, и никогда не было.

– Отец уже лютует. Я тебе звоню, а ты трубку не берешь.

– Парковался.

– Мог бы на свое место встать.

– Я ненадолго, а потом к себе.

Презрительно обвожу родительский дом взглядом и понимаю, что ничего не чувствую. Сухо и холодно все внутри. Также быть не должно?

Мы переехали в этот дом, когда я был еще ребенком. Сколько тогда мне лет исполнилось? Семь? Восемь? Должны какие-то там фотографии на стенах висеть, кубки, которые я выигрывал на соревнованиях, стоять. Да вкусно пахнуть, блядь, должно.

В этом месте нет ничего. И пахнет… пустотой.

Быстро раздеваюсь и сразу иду к отцу в кабинет. По телу волна привычной дрожи прокатывается. Она смешивается с дикой ненавистью, которая, как комок, застревает в желудке и не переваривается.

Заношу руку над дверью и собираюсь постучать. Как всегда требовал отец. Иначе «Ты что себе позволяешь, щенок».

В тот единственный вечер, как я вошел к отцу без стука, он выволок меня за шкирку как котенка, который обоссал его пару дорогих туфель.

– Пройду? – официально спрашиваю, а самого на штыки подвешивает от услужливости, к которой он так привык.

Выдрессировал.

– Опоздал, – скупо отвечает.

Сжимаю ладони в кулак, пока запястье не заныло от напряжения. Дышу через раз, стараюсь справиться с той лавиной чувств, которые вспыхивают в груди при виде отца.

Он раскинулся на кресле. Чувствует себя удобно, может, ждет, что сейчас я раскланяюсь перед ним.

Мне всегда казалось, что эта его игра во взрослого и ребенка не просто затянулась, она кажется уже смешной. Если бы я не знал, чем она иногда заканчивается.

Даже в двадцать два года я испытываю страх перед родным отцом – Авериным Андреем Витальевичем.

Ему все равно на мои ценности в жизни, на моих друзей, чем я занимаюсь в свободное время. Да ему тупо насрать.

Если дело не касается денег. А я его инвестиция, его деньги. Вклад, блядь, с гигантскими процентами.

– Садись, – грубо приказывает.

Прикрываю глаза, борюсь с самим собой. У меня пока нет иного выхода, кроме как подчиниться. Хотя глаза затмевает желание сначала врезать ему, а потом свалить и никогда не видеть этого человека.

Но у нас был уговор. И в отличие от отца я держу свое слово и не нарушаю его.

– Тебе осталось учиться несколько месяцев. Затем диплом.

– Я знаю, – без эмоций отвечая, уже прекрасно понимая, о чем будет разговор.

– Тогда какого хера ты прогуливаешь занятия? – узкие щели, в которых видны его крошечные глазки, наливаются гневом.

Губы сплющиваются, а щеки покрываются красными пятнами. Раньше я опускал свой взгляд, потому что смотреть на меняющееся лицо отца было невыносимо. Как стоять и с закрытыми глазами ждать выстрела. И ты не знаешь, с какой стороны прилетит пуля.

Просто стоишь и ждешь… конца.

Сейчас ощущения схожие, но я научился справляться с этими чувствами. Да и меня греет мысль, что отец