— Ничего! Ничего! — Ярослав зажмурился, чувствуя разрезающее рубаху острое лезвие, на лбу молодца появилась испарина. — Клянусь, мы нашли его на поляне! Князь был там без сознания, в крови и грязи! Моя… моя соседка, тоже из купцов, поспешила с ним на лодке в деревню, я же вернулся за вещами, чтобы те не пропали. Сын боярский, подумал я, негоже будет, если дорогие ташка да клинок сгинут в лесу.

Выражение лица Олега слегка смягчилось.

— Довольно, оставь его, — меч в руках Ари опускается и возвращается обратно в ножны. — Покажешь нам дорогу в деревню?

— Да… да, — Ярослав опустил взгляд, его голос был едва выше шепота. — До Лыбуты три версты, глазом моргнуть не успеете — будете там.

— Лыбута, значит? — Сверр задумчиво почесал подбородок, глядя на товарищей по оружию Ари и Люта. — Вечером мы думали заглянуть к одному торговцу, с которым давеча познакомились в Пскове… Уж не твой ли отец Эгиль?

Щёки и чело допрашиваемого вмиг стали багряным, а тело его качнулось на месте, что не осталось незамеченным внимательным взором Олега: тот всё это время изучал поведение преступника, ибо малейшее изменение голоса, малейшие движения мышц на физиономии собеседника могли сообщить, лжёт он или говорит правду.

Воевода пристально посмотрел на него, ожидая ответа, но Ярослав словно воды в рот набрал. Красное, искажённое резкой судорогой лицо словно не видело перед собой ни дружинников, ни самого славного опытного воина, ведущего с ним беседу.

Стеклянный взгляд купеческого сына вмиг прояснился, когда на голову ему вылили воду из фляги. Ярослав вздрогнул и закашлял.

— Эгиль — твой отец? — повторил скучающе Сверр.

— Не мой. Ольгин. По отцу она варяжского рода, по матери — славянка, из ильменских словен, — растерянно произнёс юноша и коснулся рубахи: на груди его была тонкая, в ладонь длиной, красная царапина от меча. — Торгует когда янтарём, когда пушниной, когда дёгтем, да только дела в последнее время плохо идут.

— И почему же? — вмешивается в разговор до этого молчаливый старик Бранимир. — Почему дела не складываются?

— Плох купец, что не может продать товар, — доносится смешок со стороны кого-то из дружинников, Ярослав, отчаянно колеблясь, отвечать ему или лучше промолчать, всё же выбирает первый вариант. В прошлый раз молчание едва не стоило ему жизни.

— Мне прискорбно это говорить, господин… Не обессудьте глупца, я всего лишь передаю слова, что услышал от новгородских купцов несколько дней назад, — начал, запинаясь, Ярослав. — Виной тому бездействие князя Игоря…

Глаза Люта сверкают плотоядным огнём, и он тянется к кинжалу, однако Олег одним взглядом останавливает вспыльчивого товарища и кивает лыбутчанину.

— Продолжай.

— Годами у дружины и других воинов не было походов, годами они не захватывали богатую добычу. Карманы их опустели, и если члены лепшей дружины ещё могут позволить себе что-то, то гриди али младшие дружинники вместо шелков дарят своим жёнам лён, сами вместо вина греческого пьют мёд липовый… Воинам просто не на что покупать наши товары.

— Взамен того, чтобы на нашего князя роптать, лучше бы цены опустили, — бормочет Ари, чей клинок, прижатый к груди, Ярослав всё ещё слишком хорошо помнит. — Глядишь, привлекли бы тогда дружинников нынешних и бывших. Вы же вместо этого только чахнете над златом в погоне за собственной выгодой!

— Поле брани — наше ремесло, лавки да заморские товары — купеческое. Каждый зарабатывает на кусок хлеба так, как может и как его тому обучили, — делает замечание дружиннику мудрый Бранимир. — А снижением цен проблему не решить. Мы и правда давно не были в походе, справедливое вознаграждение многие лета не находило наших бравых воинов. Звон монеты — лучшая музыка для ушей и дружинника, и купца.

— Коли так, то почему князь не объявит о походе? Или мы только в полюдье ладны ходить и сражаться с щенком Малом? — упирается, как упрямый баран, со своим вопросом Сверр, от слов его вдохновлённо загораются глаза и остальных дружинников. — На все четыре стороны посмотри — везде лежат беззащитные земли с богатствами и рабами. На севере вятичи, так и не склонившие головы перед Киевом, на востоке раскинулись изобильные булгарские города… Южные границы манят готскими селениями и огнями Корсуни, на западе сидят по Днестру кроткими куликами в камышах уличи да тиверцы. Такой простор — приходи и бери, всё, что захочешь! Была бы воля…

Вещий Олег хмурится и молчит: Игорь и впрямь не обладал ни навыками военачальника, ни умением вести за собой дружину на собственном примере на поле битвы, однако бросать сейчас, в момент слабости и неизвестного состояния здоровья племянника тень сомнения на его решения стало бы роковой ошибкой.

Ярослав почтительно склоняется над воинами и робко молвит:

— Что до дороги в Лыбуту — покажу и провожу. Седлайте коней.

* * * * *

Ольга словно физически ощутила на своей коже взгляд витязя, и на сей раз, отбросив страх и смущение — бежать с лодки было некуда! — посмотрела загнанной в ловушку дикой рысью на молодца. Глаза их встретились.

В этот миг князь почувствовал, как внутри него все затрепетало. Он никогда ещё не видел такого взора, одновременно дикого и необузданного, испуганного и манящего. Лёгкий ветерок трепал волосы незнакомки, кожа её блестела жемчугом, а на нахмуренных русых бровях выступили капельки пота, когда она сделала ещё один осторожный шаг назад.

Дальше некуда — край отцова челна.

Тогда Игорь и вкусил расплескавшееся в груди предчувствие победы. Бежать девице было некуда, сам же наследник Киевского престола никогда не стеснялся своих желаний и был не в силах игнорировать растущее в его чреслах влечение к юной простолюдинке.

Князь сделал короткий шаг навстречу своей спасительнице, напомнившую ему деву-лебедь из старинных сказок, которые рассказывал маленькому наследнику учитель Веремуд.

— Скажи мне, лодочница, — промолвил он, грязно облизывая пересохшие от возбуждения губы. — Есть ли у тебя имя?

Девица, ни на мгновение не сводя глаз с собеседника и боясь упустить любое его движение, что может оказаться роковым для неё, отрывисто ответила:

— Ольга.

— Ольга, значит… Варяжка? — повторил он её имя, прикованный к тонкой и хрупкой фигуре напротив. — Ты редкая красавица, Ольга. Ты когда-нибудь была с князем?

Лодочница замолчала, и лишь сжатые в кулаки пальцы сейчас были безмолвным знаком наполнившего девицу волнения и паники. Сердце Ольги бешено заколотилось, в голове хаотично заметались стаей птиц тревожные мысли.

Что с ней случится? Причинит ли незнакомец ей боль? Воспользуется ли витязь её слабостью и невинностью?

Князь перед ней или же решивший