– Но… я даже не смогу её поцеловать… противно…

Грасарий невесело усмехнулся:

– Сможешь. И даже трахнешь с превеликим удовольствием. Баба – она баба и есть. И у всех у них одно и то же. Особенно в темноте…

Вспоминая этот разговор, Грасарий Корстак снова усмехнулся. Он ехал рядом с сыном и, наклонившись к нему, тихо заговорил:

– Сегодня вечером ты выберешь свой приз. И это будет Осмила.

Динарий, едва отошедший от бешеной скачки, резко повернул к нему побледневшее лицо:

– Но…

– Никаких «но»! Подождёт твоя Солита! Мала ещё сиськами трясти перед мужиками! Придёт и её время. Как только мы займём трон, я обещаю тебе… слышишь, обещаю, что Солита станет твоей! – Грасарий на мгновение замолк и твёрдо посмотрел на сына. – А сегодня – Осмила!

Вечером охотников ждал настоящий пир. Кухарки и повара расстарались, и столы ломились от еды. Кухарка Главного сигурна даже умудрилась напечь вкуснейших кукурузных лепешек, которые были чудо как хороши с нежным печёночным паштетом и острым густым соусом из чеснока и запечённого перца.

Дамы, правда, этот соус старались обходить стороной в надежде, что именно им придётся сегодня целоваться с победителем. Чем вызывали ехидные замечания собравшихся мужчин, явно отдающих предпочтение пахучему, обжигающему рот блюду.

Когда выпито было уже достаточно, чтобы крепкое вино развязало языки, в дальнем конце шатра поднялся на ноги Арис Морисар, старший сын и наследник лангракса Митракии, и, откровенно пошатываясь, закричал:

– Досточтимый Грасарий! Народ уже созрел для главного зрелища сегодняшнего вечера…

Молодой голос из другого угла бесцеремонно перебил Ариса, старавшегося бурной жестикуляцией поддержать свой явно заплетающийся язык:

– Неужели это будет твой знаменитый танец с раздеванием, Арис?

Шатёр содрогнулся от хохота. Большинство присутствующих здесь прекрасно помнили, как в прошлом году, под конец празднования дня рождения Повелителя, Арис влез на помост и, разогнав кривлявшихся там шутов, начал под звуки бубнов и визг флейт дико топать, срывая с себя одежду.

Сунувшиеся было стащить его прислужники полетели в разные стороны с расквашенными носами. Палий дико хохотал, утирая выступившие слёзы и с удовольствием наблюдая, как Золотые Мечи волокут к двери оставшегося в одних носках Ариса, горланившего неприличную песенку.

Морисар запнулся на полуслове и, сделав удивлённо-возмущённую мину, рухнул на свой стул. Когда хохот в шатре немного стих, всё тот же молодой голос выкрикнул:

– А правда, господин Грасарий! Когда ваш сынок заберёт наконец-то свой приз? Мы уже просто умираем от любопытства!

Его поддержали другие голоса, и вскоре уже весь шатёр гудел. Грасарий повернул голову и ободряюще взглянул на сидевшего с опущенной головой сына:

– Давай! Докажи им всем, что можешь поступать как мужчина, а не как молокосос…

Бледный, с лихорадочно горящими глазами, Динарий медленно поднялся, стараясь не смотреть в дальний угол, где весело улыбалась Солита Стейнбок, сидевшая рядом со своим братом. В наступившей внезапно тишине он произнёс дрожащим от внутреннего напряжения голосом:

– Я хочу немедленно получить свой приз… поцелуй самой прекрасной девушки во всей Нумерии… – Стало так тихо, что пирующие услышали, как потрескивает горящее в плошках масло. – Осмилы Беркост!

Вздох удивления пролетел по шатру. Все взгляды метнулись от замершего с каменным лицом Динария к Осмиле, пившей в этот момент разбавленное вино и чуть не поперхнувшейся от неожиданности. Мгновенное замешательство сменилось невообразимым шумом. Мужчины закричали, поздравляя Динария с удачным выбором, при этом пряча в усы и бороды ехидные усмешки. Женщины, нацепив премилые улыбочки, поздравляли Осмилу, сидевшую с красным от возмущения лицом и зло кривившую губы.

Внезапно девушка вскочила и, перекрывая гомон, выкрикнула:

– Я… я не согласна быть призом! Не хочу!

Шум стих. Осмила, упрямо вздёрнув подбородок и глядя в сторону Динария, повторила:

– Не желаю… быть призом… для него!

А вот это было уже просто оскорбительно. Сидевший рядом Главный сигурн схватил дочь за руку и усадил на место. Склонившись к её уху, он зашипел:

– Прекрати немедленно! Ты хоть понимаешь, кого сейчас оскорбляешь – достойного господина Грасария! Тебе что, трудно подарить свой поцелуй его сыну?

Осмила упрямо молчала, не поднимая головы. Мустин Беркост с побледневшим от ярости лицом выдавил:

– Если ты сейчас же не сделаешь того, что требует обычай, я отправлю тебя в Главную пирамиду. Сестрой Тьмы. – И совсем уже тихо добавил: – Ты меня знаешь…

Девушка дёрнулась, как от удара, и подняла на отца полные ненависти и слёз глаза:

– Ненавижу… Я вас всех ненавижу…

Главный сигурн удовлетворённо хмыкнул и объявил:

– Она согласна!

Толпа возбуждённо зашумела в предвкушении следующего акта представления. Сопровождаемый смешками и неприличными шуточками, Динарий прошёл между столами и встал напротив всё ещё сидевшей Осмилы. Выждав минуту, та поднялась. Зрители замерли. Девушка окинула ледяным взглядом стоявшего перед ней парня и презрительно процедила сквозь зубы:

– Смотри не пожалей потом… победитель!

Динарий упрямо тряхнул головой и наклонился к её лицу. Его губы коснулись её зло стиснутых губ и прижались к ним. Девушка попробовала увернуться, но парень положил одну руку ей на затылок, другую на талию и крепко притянул упрямицу к себе, не давая возможности уклониться от поцелуя.

Охотники одобрительно зашумели, вновь осыпая пару шуточками. Кто-то даже начал считать «раз, два, три, чет…». Внезапно Динарий приглушено вскрикнул и отпрянул от девушки, зажав рот руками. Из его прокушенной губы по пальцам заструилась кровь.

Осмила сорвалась с места и под недовольные крики собравшихся вылетела из шатра.

Мальчик бесшумно двигался по одному из слабо освещённых коридоров для прислуги, которыми были пронизаны все внутренности огромного дворца. В отличие от парадных покоев, коридоры выглядели весьма скромно, но именно здесь кипела и бурлила скрытая от посторонних глаз жизнь.

Слуги сновали по ним день и ночь, доставляя в покои господ дрова для растопки каминов, воду для умывания, вынося тем же путём ночные горшки и грязное бельё. Если господа желали позавтракать в постели, слуги сломя голову неслись на дворцовую кухню и возвращались с серебряными подносами, уставленными блюдами, распространяющими просто божественный аромат.

Кроме главных коридоров, в недрах дворца было множество боковых проходов и тупиков, которые для непосвящённого представляли собой настоящий лабиринт. Чтобы лучше ориентироваться в этих хитросплетениях, все стены окрасили в разные цвета. Те проходы, что вели к покоям Повелителя и его семьи, имели, например, зелёный цвет; семейство Грасария с изнанки было окрашено в жёлтый, а Рубелия – в розовый.