— Что я не собираюсь со страху напасть на вас, — договорила она, ее щеки пылали от смущения и стыда. — В отличие от тебя я не лгу. Посадишь меня на самолет, который не следует на Аляску, и у тебя будет отличная возможность встретиться с моей… темной половиной.

Последние слова она произнесла с заметным усилием.

Его глаза угрожающе сощурились, кое-что, сказанное ею, показалось ему любопытным. Собрав разбросанные пластиковые упаковки, он бросил их в мусорный мешок.

— Что ты имела в виду, когда сказала «в отличие от тебя»? Я никогда не лгал тебе.

И правда, он ни разу не потерял сознание.

— Ты обещал не причинять мне вреда.

На его скулах заиграли желваки.

— Я пальцем тебя не тронул. И не трону.

— Удерживая меня против воли, ты вредишь мне. Ты сказал, что освободишь меня.

— Я освободил тебя, разве нет? Из пирамиды. — Сабин пожал плечами. — И пока ты цела и невредима с физической точки зрения, я считаю, что никакого вреда тебе не причинил. — Он вздохнул. — Неужели тебе так ненавистно мое общество?

Ее губы сжались в тонкую линию.

— Ладно, проехали. Постарайся привыкнуть ко мне. Нам еще много времени предстоит провести вместе.

— Но почему? Ты сказал, что я могу быть тебе полезна, я помню. Но я не понимаю, почему ты считаешь, будто я на что-то способна.

Почему бы не рассказать ей обо всем, подумал он. Может быть, она смягчится и согласится помочь. Или, наоборот, его слова только еще больше напугают ее и она попытается сбежать. Сумеет ли он остановить ее?

Но неизвестность пугала Гвен, была для нее пыткой, а она и без того достаточно настрадалась.

— Я расскажу тебе все, о чем ты захочешь узнать, — сказал он. — Если ты поешь.

— Нет. Я… я не могу.

Сабин поднял тарелку, давая Гвен возможность полюбоваться ее содержимым. Она завороженно следила за его движениями. Убедившись, что ее внимание приковано к нему, он взял одно из пирожных и откусил половину.

— Не могу, — повторила она, неотрывно глядя на еду.

Проглотив кусок пирожного, он слизнул остатки крема.

— Видишь? Я все еще жив. Никакого яда.

Нерешительно, словно не в силах противиться искушению, Гвен протянула руку. Сабин вложил в нее пирожное, и она поспешно прижала его к груди. Несколько минут девушка молчала, настороженно глядя на Сабина.

— Значит, еда — это плата за покорность? — спросила она наконец.

— Нет. — Гвен не должна думать, что с ним можно торговаться. — Я просто хочу, чтобы ты была жива и здорова.

— О, — сказала она с явным разочарованием.

Что же ее так разочаровало?

Демон Сомнения приплясывал от нетерпения, ему хотелось поскорее выбраться из головы Сабина и подчинить себе разум Гвен. Еще немного, и Сабин не сможет его удержать. А если демон успеет шепнуть ей хоть словечко, все пропало — она швырнет пирожное на землю.

«Съешь его, — мысленно попросил он. — Пожалуйста, съешь его». Еда, может быть, и не самая питательная, но сейчас он был бы счастлив, даже если бы она съела груду песка.

Наконец она поднесла золотистое пирожное к губам и нерешительно откусила кусочек. Длинные темные ресницы опустились, на лице появилась улыбка. Она буквально излучала исступленный восторг, какой бывает на пике оргазма.

Его тело немедленно откликнулось на этот призыв, каждый мускул напрягся. Сердце учащенно забилось, ладони буквально чесались от неудержимого желания прикоснуться к ней. О, боги, как она прекрасна. Никогда еще ему не приходилось видеть ничего столь совершенного, она была само воплощение плотских наслаждений и чувственности.

Секунду спустя последний кусочек пирожного исчез у Гвен во рту, щеки надулись. Жуя, она протянула руку, молча требуя дать ей еще одно пирожное. Сабин повиновался.

— Можно мне половину? — спросил он, не выпуская пищу из рук.

Ее глаза вдруг потемнели, золотое свечение померкло.

Наверное, нет. Он протянул ей пирожное, и она тут же запихнула его в рот. Тьма отступила, глаза снова засияли. С уголков ее губ сыпались крошки.

— Пить хочешь?

Он взял пакет с соком.

Она поманила рукой, призывая его поторопиться. За несколько секунд она опустошила пакет до последней капли.

— Не торопись, а то плохо будет.

Радужки ее глаз вдруг снова потемнели. Но, по крайней мере, белки не почернели, как за мгновение до убийства охотника. Сабин подтолкнул к ней тарелку, и она быстро расправилась с остатками пищи.

Покончив с едой, Гвен вернулась в палатку, на ее лице сияла довольная улыбка. Щеки порозовели. Буквально на его глазах ее тело преобразилось, расцвело. Грудь налилась. Тело приобрело соблазнительные изгибы. Его член, и так напряженный и изнывающий от желания, немедленно отреагировал на это зрелище.

«Прекрати. Сейчас же». Опасаясь, что его эрекция может напугать Гвен, Сабин продолжал сидеть на корточках, со сведенными коленями.

«А вдруг ей понравится? А если она попросит тебя подойти к ней и поцеловать ее? Прикоснуться к ней?»

«Умолкни».

Но в это мгновение Гвен вдруг побледнела. Ее улыбка угасла, она свела брови.

— Что случилось? — спросил Сабин.

Не говоря ни слова, она откинула полог палатки, выскользнула наружу и, напрягшись, извергла из себя все, что съела несколько минут назад, каждую каплю и каждую крошку. Вздохнув, Сабин поднялся на ноги и достал платок. Смочив его водой из бутылки, он вложил платок в ее руку. Девушка, пошатываясь, дошла до палатки и дрожащей рукой вытерла рот.

— Так и знала, — пробормотала она, снова опускаясь на землю. Обхватив колени руками, она притянула их к груди.

Так и знала что? Что не нужно торопиться, когда ешь? Да. А ведь он предупреждал ее.

Откашлявшись, Сабин решил накормить Гвен снова, когда ее желудок успокоится. А пока они могли бы поговорить. В конце концов она выполнила свою часть сделки. Она поела.

— Ты спрашивала, что мне от тебя нужно. Я скажу тебе. Ты должна помочь мне отыскать и убить людей, повинных в твоем… заточении. — «Осторожнее. Не пробуждай в ее темной половине болезненных воспоминаний». Но другого пути не было… — Другие женщины рассказали, что творилось в подземелье. Лекарства от бесплодия, насилие. Они говорили, что до них в этих камерах побывали и другие женщины. Женщины, которых тоже насиловали, у которых отнимали детей. Судя по всему, это продолжалось годами.

Гвен прижалась спиной к стенке палатки, стараясь отодвинуться как можно дальше, словно стремилась спрятаться, убежать от его слов и образов, которые они порождали.

Сабин и сам испытал отвращение, услышав жуткие истории. Может быть, он и был наполовину демоном, но никогда не делал ничего столь же ужасного, как то, что творили охотники с женщинами в том подземелье.