Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты мне его вылечишь, понял? — кавказец указал на дверь, за которой находился его боец.
Доктор развел руками:
— Не получится! У парня тяжелейшие травмы, тут нужна ампутация конечности, а у нас даже нет толковых обезболивающих в общем доступе.
— Слушай меня, Антон Владимирович, — перевозчик шагнул вперед. — Даже не думай отрезать ему руку. Я достану тебе лекарства, но ты его вытащишь. Усек?
Не дождавшись ответа, Егерь захлопнул хлипкую деревянную дверь.
Оставшись наедине с собой, Док вздохнул. Оперся на старенькую березовую тросточку, заковылял прямо к выходу из камерного коридора, что вел в операционную.
Даню притащили в один, из двух имеющихся мед блоков: один, как раз этот, нужен был для индивидуального осмотра и реанимации тяжелораненых. В нем и хозяйничал Соловьев, а второй служил местом для размещения легкораненых, и тех, чье состояние хоть немного стабилизировалось. Дежурные, что забрали Даню, справедливо посчитали, что будет разумней отнести парня сразу к Соловьеву.
Доктор не спеша подошел к бойцу, что лежал на твердом операционном столе.
До прихода озлобленного Егеря он успел вколоть бойцу анестетик, введя парня в общий наркоз, которого, правда, хватит всего на пару часов. Теперь нужно было осмотреть левый глаз, плотно обтянутый бинтом. Аккуратно отделив повязку, Соловьев поморщился — мало того, что шрам, оставленный волком, еще кровоточил, так и самому глазу конец.
«Что-что, а вот глаз я тебе не спасу…» — вздохнул доктор. Он нацепил на нос старенькие очки и направился к шкафу, что стоял прямо у стены напротив. Шкаф был большим и даже громоздким, сквозь его треснутые и замыленные стекла виднелись силуэты мед. приборов.
Оттуда Док вынул все необходимые инструменты, сохранившиеся еще с довоенной эпохи и направился к раненому.
С раненым он провозился почти полтора часа.
Наркоз скоро заканчивался. Нужно вколоть ещё анестетика.
Теперь, доктор взялся за изорванную руку: пришлось хорошенько ее очистить и пройтись обеззараживающими средствами, а после посыпать рану гемостатическим порошком.
Затем Соловьев стянул жгут.
На выздоровление он не рассчитывал. С рукой можно было прощаться.
Как раз вовремя вернулся Егерь: он ходил за лекарствами к себе в гараж и вытащил оттуда почти все, что мог, оставив себе всего пару боевых аптечек.
— Отлично, — Доктор указал на стол. — Поставь.
Перевозчик поставил ящик на хиленький стол. Он изобиловал различными лекарствами: от таблеток против головной боли, до антирадов и, к счастью, анестетиков.
Соловьев даже не моргнул — внимание было полностью приковано к своему пациенту. Егерь не собирался уходить и еще с четверть часа прождал у запечатанного окна. Доку всяко-разно нужно было помочь перенести Даню в койку.
— Поднимай его.
Егерь взял парня на руки и тут же поморщился. Спина несколько раз противно хрустнула.
— Сюда клади.
— А то я не вижу.
Только сейчас Егерь подметил черную, как у пирата, повязку на левом глазу бойца. Он неодобрительно посмотрел на доктора.
— Глаз, увы, не спасти. — Соловьев пожал плечами. — Состояние было критическое. Нет у меня таких технологий. Что касается руки, — Док указал на правую руку, всю в рваных ранах и без целого куска плоти на предплечье, алеющую свеже обработанными ранами, — то здесь точно не скажу. Я обработал увечья несколько раз и остановил кровотечение, но…
— Что?
Доктор взял деревянную трость и уже вместе с ней заковылял к своему столу, пестрящему бумажными листами. Сев на шаткий стул, который противно заскрипел, Док посмотрел на кавказца.
— Я слышал ты вместе с Хриплым и остальными отправился в деревню. Что там случилось?
Егерь вздохнул, глядя на Даню.
— Провал, — скупо ответил горец. — Остального тебе знать не надо.
Врач вздохнул:
— А где Хриплого носит? Это ж его боец.
Перевозчик не ответил.
— Чего молчишь?
— Нет Артема больше. Нет.
— Как… Нет?
Егерь присел. Молча вынул из скрытого кармашка разгрузочного жилета фляжку с водкой. Доктор снял очки.
— Рано бог душу его забрал… — выдохнул Соловьев и сделал пару глотков из фляжки. Противная горючая жидкость ударила по гландам, протиснувшись дальше по горлу. Он сморщился. Егерь тоже. Так, под скрип стульев, они опустошили фляжку. Сидели молча.
— Артем попросил за ним приглядеть, — прервал молчание Егерь, глядя на полутрупа в койке.
Док кивнул.
— Соловьев, я тебя прошу, вытащи его.
Док, похрустывая пальцами рук, ответил:
— Я сделаю всё, что от меня зависит. Но анестетиков, антибиотиков и антисептиков, выделенных на одного, хватит только на пару дней.
— Держи меня в курсе.
Перевозчик ушёл.
На улице стояла глубокая ночь.
Нужно было хорошенько выспаться. Алкоголь в связке с дикой усталостью, мог уложить многих прямо на месте, однако Егерь все же добрался до своей берлоги.
«Где этот засранец? — подумал Егерь, озираясь по сторонам. — Может задрали? Нет, не могли. Не могли…»
Противно заскрежетала гаражная дверь. Опять щелкнул выключатель, и теплый свет разлился по комнате. Долгожданная тишина. Егерь быстро разгрузился, аккуратно сложив амуницию в ветхий деревянный шкаф. И завалился на кровать, предварительно выключив свет.
Но не уснул. Всё чего-то ждал, смотря в треснувший потолок. Сердце неприятно щемило грудную клетку. Слишком многое он сегодня потерял. Слишком многое.
Но Морфей утащил его в своё царство снов. Кошмарных снов.
Глава VI
Кошмар
Горы. Бесчисленные горы изувеченных тел застилали округу. Воздух был сухим и едким, несмотря на обильный ливень. Дождь был бордовым, совсем непохожим на обычный. Вязкие капли барабанили по моей голове. Кругом только смерть. Только боль.
Я шел вперед, наступая в лужи густой крови, отражавшие лица моих павших товарищей. В остекленевших глазах отпечатался ужас, поглотивший их перед смертью. Тьма смыкалась за мной, обтягивая своими липкими щупальцами тела убитых. Я оглядел свои руки: кровь, липкая, отвратительная кровь.
Впереди гремели выстрелы, округу пронзали страшные человеческие вопли. Густой туман, что расстелился впереди мешал рассмотреть происходившее за этой белой завесой мрака. Вдруг, впереди проявились темные силуэты людей.
Два человека ядовито спорили друг с другом. Один, что побольше, был в черном капюшоне, скрывающим его лицо, а второй был молодым парнем, лет так двадцати. Они зло ругались, что-то выясняли.
Я не смог подойти ближе, как ни старался, несмотря на то, что едкий туман расступился передо мной.
— Плевать! — кричал черный человек. — Плевать, чего это будет мне