…Республика Новгородская. Много доводилось мне слышать о ней, в великолепии своем не уступившей бы и республике древнего Рима, прославленной языческими историками. Торговые гости новгородские путешествуют едва ли не на край света. Горды новгородцы богатством своим: и в Киеве, и в Чернигове, да и в Ведове моем и князьям считается постыдным богато одеваться… В Новгороде же — ни одна простая горожанка не выйдет за ворота без драгоценных серег и ожерелий… Бог им судья в гордости их непомерной. Но зато и смелы новгородцы, охочи биться за правое дело…

Значит в Новгород отправимся мы сегодня?

— Не новгородская, а твоя земля поможет тебе, княже.

Я вздрогнул. Передо мной стоял Волвич — я и не заметил, как напоил он всех коней и вернулся к дубу.

— Вот как — стало быть, ты читаешь мысли, волхвов посланец… Но что хотел ты сказать этим?

— Тебе надобно скакать не в новгородскую, а в свою землю. Едва нога твоя ступит на землю княжества Ведовского, как ты получишь столько рати, сколько понадобится тебе, чтобы выгнать Глеба.

— Мне неясен смысл твоих речей. Неужели не понимаешь ты, что Глебовы наемники схватят меня прежде, чем я успею набрать верных мне людей?

— А разве только над людьми по праву рождения стоишь ты князем, Владимир Ростиславич? Люди — твои подданные, ибо живут они на твоей земле. Но разве только люди живут на ней, княже?

Я встретился взглядом с желтовато-серыми, близко посаженными глазами Волвича, и на мгновение мне стало по-настоящему жутко…

Теперь я понял, кем был данный мне волхвом страж.

После полудня князь Эдвард проснулся.

— Странный сон привиделся мне, rex Влэдимэр, — сказал он, приподнимаясь на локте. — Мне снился старый сад, обнесенный высокой и и темной каменной стеной, это была старая стена — между камней ее проступал мох. В саду росли могучие дубы — такие, как этот. Их сплетающиеся кроны были так густы, что в саду царил полумрак. Под одним из дубов стояла широкая каменная скамья, окруженная кустами черных роз. И на этой скамье, с четками в руках, сидела девушка лет девяти. На ней был темно-синий плащ, отороченный коричневым мехом: в Руссии не носят плащей такого покроя. Капюшон его был накинут на голову, так, что бросал легкую тень на бледное печальное лицо, обрамленное черными волосами. И я почему-то знал во сне, что эта девушка — моя сестра лэди Ингрин, которую я видел последний раз совсем малюткой. А потом мне снилось и вовсе странное: из темной аллеи вышел и приблизился к ней ты, rex… И ты также был одет не по русскому обычаю, а лицо твое было печально. И вдруг я увидел, что Ингрин в слезах закрывает лицо руками, а когда она отнимает руки от лица, то это лицо — уже не лицо девятилетней, а прелестное и радостное лицо шестнадцатилетней девушки. Я смотрю на тебя — и перед взглядом моим уже не ты — а высокий и широкоплечий молодой воин, похожий на тебя… А дальше все затуманилось, и я пробудился ото сна.

— Ты почти не рассказал мне о своей сестре, Эдвард Эдмундич, — сказал я, передавая ему флягу с водой (Волвич раскладывал тем временем на кожаном небольшом мешке нехитрую походную снедь — сухари и вяленое мясо) — где она, и что с ней?

— Тебе ведомо, rex, что у могучего и славного Эдмунда Айронсайда было двое детей, — отвечал Эдвард со вздохом. — Я и лэди Ингрин. Канут, захвативший отцовский трон, хотел под корень уничтожить наш род, еще более хотела этого жена его Эмма. Мне и малютке Ингри грозила неминуемая и жестокая смерть, если бы ни верный отцу датчанин Вальгар, который вынес нас из замка и бежал со мной в Данию. Вальгар не мог унести нас обоих — его разыскивали на всех отходящих кораблях — но разыскивали человека с двумя детьми. Вальгар не решился подвергать риску меня — наследника трона, или, как говорите вы, стола. Поэтому он укрыл Ингри в стенах монастыря святого Юлиана: монастырь этот оставался втайне верен Эдмунду. Она и сейчас должна находиться там… Если она жива, и если ничего не случилось — я много лет не получал никаких вестей… Но трапеза наша, однако, окончена, и кони отдохнули. Нам пора в путь, в Новгород, rex Влэдимэр!

— Нет, Эдвард Эдмундич, мы едем не в Новгород.

— Куда же?

— Ко мне, в Ведов.

— В Ведов?!

— Да. Я все объясню тебе, когда мы будем там, а покуда только прошу — положись на меня.

— Будь по-твоему. Но сначала сделаем небольшой крюк по лесу — мне надобно взять кое-что из лесной усадьбы. Едем!

Вскоре отдохнувшие кони уже несли нас по лесной дороге. Невдалеке от лесной усадьбы мы с Волвичем остановились и подождали князя Эдварда. Он воротился скоро: я заметил, что к седлу его приторочен небольшой, но тяжелый по виду мешок синего сафьяну.

Мы продолжали наш путь: не более четверти суток отделяло нас от земли Ведовского княжества. Широкая дорога снова вела глухим лесом.

— Чу, княже! — сказал Волвич, настороженно прислушиваясь к чему-то. — К нам скачут навстречу.

— Пусть их, — недоумевая отвечал я. — Дорога наезжана — вон как земля прибита — будто камень…

— Наезжена-то наезжена, да этот топ мне не по нутру, — проговорил Волвич хмуро. — Свернуть бы, княже…

Но было поздно: копыта били все громче, и в следующее мгновение из-за поворота появились уже голова и круп первой лошади.

Я успел отметить, что сидевший на ней одет в иноземный доспех: вместо удобной и не стесняющей движений кольчуги, которая не дается иноземным мастерам, на нем были богато изукрашенные тяжеловесные латы из соединенных между собой пластин. Шлем — не с предохраняющей стрелкой на переносице, а с закрывающим все лицо забралом. Оно было опущено. Вслед за ним выехало еще двое всадников, тоже вооруженных с головы до ног, но уже на русский лад. За ними — на буланом коне — еще один. Лицо последнего, тоже вооруженного, показалось мне смутно знакомым… Я столкнулся с ним взглядом — и в то же мгновение узнал его — это был один из варяжских наемников князя Глеба!

— Это Ростиславич!! — закричал он.

— Немедля зарубить щенка! — отрывисто приказал одетый в иноземный доспех: видно было, что он был начальником над остальными. Не более двадцати локтей отделяло меня от него.

— Кто бы ты ни был, попробуй сделать это сам, трус! — выкликнул я, хватаясь за крестовину меча. — Князю невместно драться с холопами!

— Добро же, волчонок!! — взревел он сквозь железный шлем, кидаясь на меня: голос его также показался мне знаком, но думать о том было не время… С оглушительным звоном сшиблись в воздухе наши мечи.

Я словно ощутил себя греческим китоврасом: так танцевал подо мной послушный моим коленям Букефал, в смертном, звенящем булатом кружении, в котором завертелись всадник в заморском доспехе и я… Десница моя, казалось, ничуть не уставала от тяжести меча…

«У тебя крепкая кисть — клади удары всплошную, Владимир!» — вспомнил я вдруг уроки князя Ростислава. Вскоре я сам не мог уже различить, где находится мой меч, описывающий в воздухе сверкающие светлые линии… Враг мой, конечно, превосходил меня силою удара: я не должен был дать ему этим воспользоваться… Я изматывал его, защищая себя сплошной стеной взмахов меча… Неожиданно конь его, споткнувшись обо что-то передними копытами, дернулся с коротким ржаньем, словно в испуге… В следующее мгновение я ударил его между воротом доспеха и забралом. С глухим стоном враг мой съехал с коня. Когда он коснулся земли, я увидел обо что споткнулся его конь: это была отрубленная голова узнавшего меня наемника.