– Может, сразу отослать хозяину и деньги за пересылку с карточки снять? И хранить не нужно?

– Во-первых, большинство номеров в нашем отеле финансируется компаниями, которые не обязаны оплачивать забывчивость работников, а потом, всегда нужно учитывать классический случай, когда, к примеру, жена ничего не знает о путешествии мужа.

Смеются. Рабочий день для них еще не начался. Но мне, к сожалению, с ними смеяться не полагается. Мне нужно поддерживать статус. Так меня учил мистер Холден. Так удается держать дисциплину. Ухожу.

Рация. Спешу к стойке администратора.

Грузный мужчина двумя руками держится за стойку и, почти не используя согласные, доказывает, что он здесь живет. Работающая в первую смену администратор никак не может найти его фамилии среди наших постояльцев. Он топает ногами, настаивая, что именно здесь он остановился, и тот факт, что ему не верят, очень его обижает. Он так настойчиво трясет стойку ресепшен, что, не останови я его сейчас, он ее выломает.

– Мы поможем вам быстрее, если вы не будете шуметь, – говорю я.

Мужчина затихает и, часто моргая, смотрит на меня – на нового персонажа.

– Если вы дадите мне вашу кредитную карту, я постараюсь найти вас в системе.

– В системе его нет. Я проверяла, – администратор говорит это тихо, не поднимая на мужчину головы.

– Понятно, – я так же тихо ей отвечаю. К мужчине обращаюсь громче: – Пожалуйста, присаживайтесь, и мы постараемся вам помочь.

Мужчина падает в кресло, я приношу ему воды.

– Позвоните в “Кимберли”, “Бентли” и “Дилон”, проверьте, не живет ли он там.

– А что, мы обязаны? Может быть, просто полицию?

– Нет, не обязаны, но это ведь не сложно сделать, правда?

– Может быть, он нигде не живет.

– Я уверена, что он просто перепутал отель.

В первом же отеле – “Кимберли” – находят его фамилию. Он у них постоянный посетитель – сам из ЮАР, но прилетает сюда довольно часто. Сегодня утром ему сообщили о рождении ребенка.

Из бара поднимаются полицейские. Я оборачиваюсь к счастливому отцу, но он уже спит, подперев щеку ладонью.

– Вы не могли бы доставить его в отель? Это совсем недалеко. В “Кимберли”. У него сегодня родилась дочь. Он не совсем трезв, но это неважно. Пожалуйста. Только я сама его разбужу.

Я провожаю его до машины – он даже не понимает, что это полиция, по-моему, он думает, что его везут в другой корпус.

Возвращаюсь на ресепшен.

– Все сегодняшние выписались?

Администратор достает из стола списки и кладет передо мной:

– Пока не все. Номер двести шестнадцатый – еще нет.

– Позвоните туда.

– Я звонила.

На часах семнадцать минут первого.

– И что?

– Не отвечает.

– Позвоните еще.

Девушка нагибается и, щурясь, набирает номер.

– Да, зубы нашлись. Среди грязных скатертей. Новичок вчера часа три перебирал ресторанный мусор.

Спускаюсь в бар – убрать со стола чашки. Приятно, что полицейские поставили их в мойку. Убираю чашки в посудомоечную машину, кладу на стол новые салфетки, выравниваю стулья. Часы показывают двенадцать двадцать пять. Проверяю срок годности на бутылке молока в холодильнике. Еще годится.

– У вас есть приличное вино?

По голосу слышно, что тип недоволен. Сразу понимаю, что это за тип. Развязный и упрямый.

– Смотря что вы считаете приличным.

– Ну, например, Omellaia Masseto. Например, две тысячи четвертого года.

Да. Отличное вино. Винтаж. Особенно девяносто седьмой, девятый. И да, пожалуй, две тысячи четвертый. Ну хорошо. Про вино он знает. Поворачиваюсь.

– Вы замужем?

– Да.

– Но на вас нет кольца.

– Не ношу.

– Почему?

– Боюсь потерять.

Про ‘ ‘боюсь потерять” все сразу верят. Поэтому я всегда пользуюсь этой легендой. Мне никак нельзя отвлекаться на таких типов. Мне нужно работать. Чтобы заработать на мою ночную, настоящую жизнь. Достаю вино, открываю, наливаю ему бокал – ставлю на стойку. Он сразу отпивает глоток.

– А я вот развелся.

Они все так говорят – у них у всех получается, что они разводятся перед командировками.

– Просто раз, и все. Брился как-то в ванной, а она меня спросила: ты куда это на ночь глядя? Спросила не просто так, а как будто ей что-то известно, как будто она знает что-то такое, чего я не знаю. И смотрит так, будто прячет улыбку. Неприятно так смотрит. То ли смеется, то ли нет. Непонятно. То ли веселится, то ли играет. Да вы знаете, как женщины умеют так смотреть. Знаете? Вот этого я не выдержал. Этого вопроса не выдержал. Она дамокловым мечом всю жизнь надо мной висела! Просто вот здесь, – он подержал над головой ладонь. – Мне даже изменять ей было сложно. Она словно всегда меня видела, подсматривала откуда-то сверху. Просто куда ни идешь – она тоже здесь. И в этот вечер я не выдержал! – Ему явно нужно выговориться. – Вы могли бы жить, если бы за вами все время наблюдали? Смогли?

Я пожимаю плечами. Не удивляюсь, не радуюсь, не разочаровываюсь. Я просто продолжаю наводить порядок в баре.

– Вот так я и ушел. Трое детей. Тринадцать лет вместе. Тринадцать.

Я киваю, чтобы закончить разговор. Ничего не нужно объяснять. Сколько я слышала таких историй.

– Женщинам хорошо, никакой ответственности. Они не работают, – он помолчал. – Ну, или работают, как вы. Но это же несерьезно. Ну что вот у вас здесь, в баре, – открыл-налил, открыл-налил – никакой ответственности. Разлил, вытер, помыл, запер, сдал и ушел. Знаю я эти работы.

Он пьянеет и начинает злиться.

– Вы нас только ограничиваете. Сначала, когда мы влюбляемся, вы отвлекаете нас от дела. Потом, когда уже не влюблен, вы отвлекаете нас от всей жизни.

Он размахивает руками и чуть не опрокидывает бокал. Вино в нем перекатывается из стороны в сторону, оставляя на стекле маслянистый след.

– Вы в принципе делаете все, чтобы превратить мужчину из человека опять в животное. – Сердито стряхивает что-то с рукава. Поправляет галстук. – А все оттого, что вы, бабы, заставляете нас с самого начала играть в игру, о которой мы ничего не знаем, – ни гребаных правил, ни количества участников, ни даже размера призового фонда. Ни выиграть невозможно, ни выйти из игры. А мы на это ведемся, потому что в момент начала всей этой галиматьи мы уже не люди. Получается замкнутый круг. А нам на самом деле не нужно на все это обращать внимание. Нужно сразу объяснить: в эти игры играть не буду, и животным становиться – тоже. Даже не рассчитывайте. И вообще, нужно всем прекратить лгать. Говорить ровно то, что имеешь в виду в этот самый момент.