Надеюсь, после моего возвращения мы предадимся утехам все втроем. Конечно же, я не буду заходить дальше некоторых разумных границ. Держу пари, в ту ночь, о которой я пишу, маленькая Валентина еще долго не могла уснуть в своей кровати, пока не испробовала все те ласки, которые подарила сейчас и тебе…

С работой у меня все хорошо — завод растет и развивается столь быстрыми темпами, что вполне может заработать за две недели до срока, прописанного в контракте. Перед тем как возвратиться во Францию, я хотел бы посетить Дарджилинг (до него около суток пути поездом). Там располагается летняя резиденция губернатора Бенгалии и некоторых государственных чиновников, спасающихся от ужасной равнинной жары. А еще оттуда открывается великолепный вид на самую высокую вершину в мире — Килиманджаро.

Пару дней назад английский губернатор через сэра Симпсона, отца Доры, предложил мне еще одну работу постройку железной дороги навроде той, что располагается в Андах. Он посулил за эту задачу достаточно большую оплату — двадцать пять тысяч франков, и я без колебаний согласился. Но эта работа задержит меня в Индии еще на месяц… Ты ведь не осудишь меня за это, милая Сесилия? Я так мечтаю оказаться в твоих объятиях и в объятьях нежной Терезы, о которой ты так аппетитно пишешь в каждом письме! Я также хотел бы обласкать и Лину. Всегда, когда я думаю о вас троих, я… Впрочем, сегодня вечером ко мне придет Флора.

Все мои милые подруги уже начинают предчувствовать близкое расставание. Дора лелеет мечту отправиться в путешествие по Европе и позвать туда Флору. Флора через несколько дней уезжает о родственницей в Симплу, так что с ней мы расстанемся прежде всего. Мод собирается с матерью в Дарджилинг, так что с ней мы будем видеться еще долго; причем ее мать, мадам Клеменсон, оказалась не такой чопорной, какой казалась мне поначалу. Дора поговорила с ней и выяснила, что мне, кажется, светит небольшое приключение…

Кроме того, есть вероятность, что в Дарджилинг приедет тетя Кейт, та самая, что обучила всем премудростям малышку Мод! Мод мечтает, чтобы мы познакомились, но Флора считает, что тетя Кейт навряд ли пойдет на супружескую измену; да к тому же она всегда питала отвращение к мужчинам, поэтому и замуж вышла только в двадцать пять лет — в возрасте своей святой покровительницы.

В принципе, замужество могло пойти ей на пользу — опыт общения с мужчиной мог понравиться Кейт, но мог и наоборот — опорочить это интересное занятие. Мод считает, что я мог бы заставить изменить ее свое мнение. В любом случае приезд тети Кейт был еще не подтвержденным фактом, так что мы больше не обсуждали эту тему.

В преддверии скорого расставания мы стали встречаться чаще — по два раза в неделю. По субботам я хожу к Доре играть в теннис, и мы уединяемся в уже знакомой тебе оранжерее; иногда совершаем верховые прогулки с Дорой и Флорой; вечерами видимся на Мейдене. Теперь я провожу на заводе не более двух часов ежедневно, не езжу на званые вечера и ложусь спать до полуночи.

Дора начала рисовать с меня серьезный портрет карандашом, а также делать множество невероятных картинок про наши любовные утехи — в качестве прелюдии к настоящим наслаждениям. У нее получаются очень живые картинки, и она обещала подарить мне один альбом с дарственной надписью. Иногда нас рисует Мод — у нее тоже есть талант, и Дора присоединяется к позированию.

Мод обладает очень живым воображением: так, например, вчера, когда мы с Флорой лежали в шезлонге и отдыхали после секса, Амалла играла в уголке, а Дора, одетая в тонкий пеньюар, лежала в широком кресле, — она выдумала новую забаву. Дора расправила свои волосы по спинке кресла и откинула их назад таким образом, что кончики почти касались пола. Она курила, зажмурив глаза. Внезапно сзади подошла Мод и приподняла часть волос, скрутив из них жгут. Затем она стала возбуждать себя этим золотым жгутом! Мы с Флорой и слова не успели сказать, а Дора, когда заметила, чем занимается подруга, начала громко возмущаться. Но ей не нравилось лишь то, что Мод слишком сильно дергала, а так. Она тут же подозвала к себе Амаллу, вытянулась и раздвинула ноги, указывая той на свое желание. Но я опередил девочку и первым бросился на колени; Амалла же, точно смущенная тем, что у нее отобрали законную работу, улеглась на циновке под креслом и взяла в рот сэра Жака, уже готового к соитию. Флора, готовая всем и всегда помочь, положила руку Доре на затылок, чтобы волосы не сильно дергались; Мод продолжала поглаживать себя волосами, иногда меняя направление движения; Флора целовалась с Дорой по-французски; а я рукой делал Флоре то же, что и Доре языком. Маленькая Амалла продолжала нежно общаться с мессиром. Мод — единственная, кто видел всю эту картину целиком, иногда издавала бессвязные восклицания, общим смыслом которых было уверение в приятности процесса и в желании кончить с нами со всеми вместе. Когда она насытилась, то повалилась на циновку, мы подтянулись позже, кончив каждый по-своему. Дора очнулась первой и начала журить проказницу Мод за тот театр, который она невольно устроила в комнате. Она все придумала самостоятельно, экспромтом; и это ей понравилось больше, чем ебля; больше, чем анальный секс и куннилингус одновременно, хотя насчет последнего она не была уверена. В итоге мы посмеялись над всеми этими скабрезностями и порешили, что и то и другое приятно одновременно.

Как видишь, милая моя женушка, мы отлично проводим время. Наше воображение просто горит в предчувствии скорого расставания, ни одна ласка не повторяется и это не позволяет нам пресытиться…

Твой Лео.

Париж, 15 февраля 18… г.

Дорогой мой Лео, впервые пишу тебе письмо нетвердою рукою. Я попалась в сети ошибки, хотя знала, к чему может привести меня приключение, в которое я ввязываюсь и итог которого был ясен заранее. Хотя я прекрасно знаю, что никто, кроме тебя, не имеет права меня упрекать, и ты сам не будешь этого делать — ведь это ты направил меня на этот путь. Но тем не менее я не чувствую себя уверенной — ведь на этот раз в игре принимало участие не только мое тело, но и мое сердце, которое должно целиком принадлежать тебе, а не быть разделенным с кем-то еще.

Да, мой роман никак не может сравниться с твоими похождениями, мой дорогой Лео, мой самец, мое Чудовище. Ты действуешь соразмерно своему сексуальному аппетиту — находишь жертву и упиваешься ею до тех пор, пока полностью не удовлетворяешь свои запросы. Но я женщина, а значит, существо хрупкое, доверчивое, склонное давать, а не брать; и на этот раз я отдала свое тело и душу поцелуям чужого мужчины, что определенным образом повлияло на все мои мысли и настроения.

Эти новые отношения нанесли мне рану и причинили боль — но сладостную боль, помнить о которой я буду еще долго. Возможно, чистосердечное признание облегчит эту боль, но я не могу обещать, что больше никогда к ней не вернусь.

Вчера утром мы с моей компаньонкой отдыхали у меня в спальне в ожидании завтрака. Я получила от отца письмо: он просил съездить в Сен-Жермен и осмотреть небольшой сельский дом, который хотел приобрести и переделать впоследствии в охотничий павильон. Я отчего-то была раздражена и расстроена, хотя ничего, казалось, этому не способствовало — погода стояла прекрасная, теплая для зимы, светило солнце… Возможно, все дело в том, думала я, что я уже давно не чувствовала мужского тела над собою и внутри себя. Я поняла, что хочу освежить ощущения, и рассказала об этом Терезе. Она крайне удивилась — ведь у меня был муж! Но ты дал мне карт-бланш на подобные выходки, о чем Тереза могла и не знать. Мысль о соитии не давала мне покоя с самого утра — я во что бы то ни стало хотела удовлетворить это безумное желание. Тереза заявила, что я перестала ее любить, но я поспешила ее успокоить. Ведь у бедняжки никогда не было настоящего любовника, или, во всяком случае, она никогда не испытывала в объятиях мужчины того блаженства, что испытывала я. Она целиком посвятила себя женщинам и только в их объятиях впадала в истому. Но наслаждение, которое дает любовь мужчины, это сладчайшее, острое, подчас болезненное чувство — оно не может быть сравнимо с ласками женщины. Пускай любовник может быть менее опытен, нежели женщина, в искусстве предварительных ласк; он может не знать, где сокрыто то или иное потайное местечко; но нет ничего лучше для женского организма, чем одиннадцать сантиметров умелой мужской плоти, заливающей распаленное влагалище обильным потоком спермы. Вот где сокрыто истинное женское счастье!