Конечно, такой макияж не позволял разглядеть, какая она на самом деле, но я подумал, что красивая.

– Кто он, тот человек, что преследовал тебя?

– Райан Телфорд. Он куратор редких изданий и художественных коллекций библиотеки.

– Он думал, что ты хотела что-то украсть или разбить?

– Нет. Он удивился, случайно наткнувшись на меня.

– Они не знают и про мои появления здесь.

– Я хочу сказать, он удивился, увидев именно меня. Он знает меня по… другому месту и времени.

– Какому именно?

– Не важно. Он хотел надругаться надо мной тогда, и это ему почти удалось. Хотел надругаться и этой ночью. Только использовал более грубое слово, чем надругаться.

Меня охватила грусть.

– Не знаю, что на это и сказать.

– А кто знает?

– Сколько тебе лет? – спросил я.

– Это имеет значение?

– Думаю, что нет.

– Восемнадцать, – ответила она.

– Я думал, что тебе не больше шестнадцати, а увидев вблизи, решил, что, может, и тринадцать.

– Я сложена, как мальчишка.

– Нет, что ты.

– Как раз да. Поэтому кажусь моложе. Почему ты прячешь лицо?

Очень уж долго она тянула с этим вопросом.

– Не хочу тебя отпугнуть.

– Внешность человека меня не волнует.

– Тут дело не только во внешности.

– А в чем еще?

– Когда люди видят меня, у них возникает отвращение, страх. В некоторых вспыхивает ненависть ко мне… или они так думают, а потом… все становится ужасно.

– Тебе обожгло лицо или как?

– Если бы только это, – ответил я. – Однажды двое пытались меня сжечь… но я уже… я был таким и раньше.

– Здесь не холодно. Перчатки по той же причине?

– Да.

Она пожала плечами.

– По-моему, это руки.

– Ты права. Но по ним… можно предположить, какой я.

– В этом капюшоне ты прям Темный жнец[5].

– Сходство только внешнее.

– Если ты не хочешь, чтобы я увидела тебя, любопытства проявлять не буду. Можешь мне поверить.

– Думаю, что могу.

– Можешь. Но у меня тоже есть условие.

– Какое?

– Тебе нельзя ко мне прикасаться. Даже случайно, даже мимолетно. Особенно кожей к коже. Только не это. Даже перчаткой к моей куртке. Никто не может прикоснуться ко мне. Я этого не допускаю.

– Хорошо.

– Твой ответ слишком быстрый для лжи.

– Это не ложь. Если я прикоснусь к тебе, ты стянешь капюшон с моей головы. Или, наоборот, если ты начнешь первая и стянешь капюшон с моей головы, тогда я к тебе прикоснусь. Мы заложники собственной эксцентричности. – Я улыбнулся вновь невидимой ей улыбкой. – Мы созданы друг для друга.

В восьмилетнем возрасте, понятия не имея, куда мне деваться, я попал в этот город воскресным вечером, в кузове восемнадцатиколесного трейлера, который перевозил какое-то оборудование. Какое именно, я, конечно, не имел ни малейшего представления. Машины в кузове закрепили цепями-растяжками и укрыли брезентом, но между брезентом и машинами нашлось достаточно места для восьмилетнего мальчишки. Я забрался в кузов уже в сумерках, пока дальнобойщик обедал в кафетерии на стоянке для грузовиков.

Двумя днями раньше у меня закончилась еда. Моя мать отправила меня в большой мир с полным рюкзаком еды, и съеденное я заменял яблоками из заброшенных садов, если предоставлялась такая возможность. И хотя я по большей части рос сам по себе, как сорная трава, и в лесу находил пропитание чаще, чем в маленьком доме, я плохо представлял себе, что могут предложить мне леса и поля.

Поголодав день, ранним воскресным утром я оказался в молодом сосновом лесу. Рос он на равнине, а кустов было слишком мало, чтобы я чувствовал себя в безопасности. То есть прятаться мог только за деревьями, но ветви росли высоко, а тонкие стволы не обеспечивали надежного укрытия. Более того, среди множества вертикальных колонн любое горизонтальное движение замечалось издалека, поэтому, если бы кто-то случайно оказался в лесу, он бы обязательно меня заметил.

Услышав поющие голоса, мне бы броситься прочь, но нет, они потянули меня к себе. Пригнувшись, я подбежал к опушке, но, конечно, выходить из леса не стал. В сотне ярдов слева от меня на гравийной площадке стояли легковушки и пикапы. Справа, на расстоянии вдвое меньшем, неспешно текла река, в утреннем свете ее вода напоминала расплавленное серебро.

Примерно сорок человек собрались у кромки воды, пели псалом, тогда как священник стоял в реке вместе с женщиной лет тридцати пяти и, как я понял, крестил ее. Чуть в стороне от хора стояли мужчина и двое детей, похоже, в очереди на спасение души.

Прямо передо мной, отделенная широкой лужайкой, за спинами всех этих людей, высилась скромная, обшитая досками церковь, белая, со светло-синей отделкой. Около церкви, в тени высокого раскидистого дуба, складные стулья окружали столы для пикника, еды на которых хватило бы для завтрака, обеда и ужина всей паствы. Собственно, не вызывало сомнений, что прихожане собирались провести здесь целый день.

Все они стояли спиной ко мне и к церкви, занятые псалмами и не отрывая глаз от радостного события, происходящего в реке. Да еще загораживали меня от священника. Возможно, времени у меня было не так уж много, но я полагал, что управлюсь.

Я скинул с плеч рюкзак, расстегнул молнии всех больших отделений, выскочил на лужайку и помчался к столам для пикника. На траве около столов лежали бейсбольные мячи, биты, перчатки, еще не поставленные сетки для бадминтона, ракетки и воланы. Я никогда не играл в эти игры, не слышал о них, и эти предметы ни о чем мне не говорили. Идентифицировал их по памяти лишь несколько лет спустя, увидев в книгах и журналах.

Сорвав фольгу с одного блюда, я увидел толстые ломти ветчины. Завернул несколько в фольгу и сунул в рюкзак. Миски с картофельными и макаронными салатами закрывали крышки и пленка, тут же лежали пироги и торты, которые требовали упаковки. Но я нашел хлебницы с рогаликами и домашним печеньем, прикрытые салфетками, апельсины, бананы, крутые яйца, замаринованные в свекольном соке, огромное количество сдобных булочек.

Из кармана джинсов я достал пачку денег, из тех, что дала мне мать, положил несколько купюр на стол. Теперь понимаю, что переплатил за позаимствованное, но тогда, трясясь от голода, чувствовал, что ради избавления от настойчивого урчания желудка цена не так уж высока.

Запотевшие банки и бутылки с газировкой, чаем и соком лежали в пластиковых чанах со льдом. Застегнув молнии рюкзака и закинув его на спину, я схватил холодную колу.