Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все не будем мешать соседям спать, нам завтра в дорогу. Все по пещерам.
Пожелав друг другу доброй ночи, мы пошли по своим номерам. Мой номер был крайний слева, сразу после Машиного. Когда мы уже вдвоем проходили через ее балкон, она взяла меня за руку.
– Подожди Паша. Постой со мной пожалуйста немного.
– Давай постою.
Мы стояли, держась за перила и вглядываясь в мерцание звезд. Через минуту она заговорила.
– Как ты думаешь, может человек забыть, что он сделал? Ты на войне убивал людей, терял друзей, ты все помнишь?
– Не все, некоторые моменты я заставил себя забыть. Забыть свою первую цель, забыть, как у меня на руках умирал молодой мальчишка, только после учебки присланный к нам в батальон. Много чего пришлось забыть. Когда я пою «Вечный огонь», то в груди у меня что–то начинает гореть и я вспоминаю все это.
– У меня перед глазами до сих пор этот Николас, и то, как он тычет в меня пальцем и называет своим призом. Потом как я оборачиваюсь на твой выдох и вижу, как он отрывается от земли и падает от твоего удара. Если от первого воспоминания мне страшно, то от второго почему–то радостно. Наверно, это гадко, радоваться чужой боли, пусть и заслуженной. Чувствую себя монстром, – Маша поежилась.
– Ты не монстр. Иди сюда.
Я взял плед с балконного кресла, накрыл ей плечи и обнял.
– Ты хороший человек, и тебе нужно жить дальше. Каждая секунда приближает нас к собственной смерти. Когда она к нам придет, мы не знаем, и это хорошо, иначе был бы в мире полный хаос. За каждым мигом уже ничего – пепел памяти. Не живи в плену у этих призраков. Победи их. Порой очень хочется исправить прошлое, переписать какой–то день, но это невозможно. Поэтому приходится жить дальше. Несмотря ни на что. Даже на то, что в твоем сердце что–то умерло.
Маша повернулась ко мне лицом. Видно было, что она плакала, и, возможно, плакала еще с тех пор, когда мы с Костей пели «Вечный огонь». Впервые видел ее плачущей. Доктор наук, блестящий физик, вдруг оказалась обычной девушкой, которой нужна была помощь и забота.
– Есть хороший стих, не помню, кто автор:
«Порою вьюга сильно злится,
На нашем жизненном пути,
Мне говорят, что есть мне, чем гордиться,
И дальше есть куда идти.
Есть цель, но путь к ней труден, сложен,
Тропа терниста и узка.
И Промысел о каждом человеке,
Лишь Богу ясен до конца.
Я рад, что на тропинке этой
Вас я встретил. Бог весть,
Что день грядущий принесет.
Душе моей дары послали эти встречи,
Пусть плод благой от них взрастет.
И очи цвета неба, незабудки,
Не позабыть мне их теперь во век.
И речи ласковые звуки,
Улыбки скромной неземной момент.
Волненье, радость, робость встречи,
Грусть от расставания, пускай наивны мои речи,
Скажу Вам: «До свидания!»6
– Пусть я сегодня это уже говорила. Скажу еще раз – спасибо тебе. И, – она неловко замялась, – прими мой подарок. Я никогда никого не целовала, можно?
Она поднялась на носки туфель и робко поцеловала меня в щеку и в губы.
Глава 5
«Простите, что прерываю ваш разговор»
На следующее утро мы уехали из Салоник. Никаких препятствий нам никто не чинил, до Парнаса добрались быстро. Остановились в гостиничной базе, свободных мест было немного, пришлось взять всего два номера – один на троих для нас и один для нашей спутницы. Всю дорогу я думал о вчерашних событиях. Вспомнил день рождения Стаса девять лет назад, когда я впервые увидел Машу, которая на тот момент в свой двадцать один год только что закончила аспирантуру и собиралась начать исследования для докторской. Тогда я пытался за ней ухаживать, она мне очень нравилась, но, к сожалению или к счастью, она ни о чем не могла думать, кроме науки. После полутора лет бесплодных попыток завязать какие–то отношения с ней я смирился, хотя за это время она успела покорить меня окончательно, сама того не заметив. Я не мог оторвать взгляд, когда она смотрела мне в глаза. Расставание было трудным, как раз тогда отец помог мне устроиться в «СевЭнерго» и я окунулся с головой в работу и постарался забыть о своих чувствах. Время хороший лекарь. Двенадцать часов назад все мои чувства находились в глубокой дреме. Вчерашние события всколыхнули былые воспоминания. Когда Маша меня поцеловала, сказать, что я был удивлен, значит, ничего не сказать. Старое чувство вспыхнуло с новой силой. Эта милая девушка с грустным голубыми глазами стала для меня кем–то большим, кем была раньше, центром моей маленькой вселенной. Пусть, возможно, этот ее порыв был навеян тяжелыми переживаниями, но надежда такая интересная штука. Стоит ей найти маленький клочок суши, за который можно зацепиться, то она тут же пускает на нем глубокие корни. Поэтому я смотрел на нее утром уже другим взглядом. И в ответном взгляде теперь видел взаимность.
После обеда, взяв напрокат снегоходы и лыжную экипировку, мы поехали на Келарию. Горы Парнаса не поражали своей высотой, в отличие от Альп или Кавказа, но, тем не менее, славились своими горнолыжными трассами и красивыми видами на соседние долины. Переехав в несколько часов с душного юга на холодный север, мы словно очутились на Родине, в разгар белоснежной зимы. Стас с Машей выбрали себе трассу для начинающих, мы с Костей отправились на склон для слалома, самую длинную трассу. С вершины Келарии мне открылся живописный вид на несколько десятков квадратных километров окрестности. Солнце освещало заснеженные вершины соседних гор, казалось, что земля покрыта сверкающим бисером. Я опустил очки и вслед за Костей заскользил вниз по склону. За день успели так спуститься раз пять, больше скорость подъемника не позволяла, пока поднимались с Костей назад к вершине, успевали уже слегка замерзнуть. К вечеру, вернувшись в отель к жарко натопленному камину, усталые, румяные и довольные мы обступили доску для дартса. Маша забрала у нас телефоны и стала перебирать фотографии, что мы успели отснять за день. Костя с разрешения персонала отеля предложил с дротиков перейти на ножи.
– Метательных у них нормальных не нашлось, придется воспользоваться предложениями местной кухни.
– Давай