— Зачем, как думаешь?

— Может, склады какие тут понастроили? Откуда я знаю?

Тут наше внимание привлек гул авиационных моторов. Подняв головы, мы стали искать источник звука.

— Вон инверсионные следы, — показал Степка в сторону большого облака, рядом с которым было несколько длинных белых стрел.

— «Тройки». Далеко идут.

— Почему ты так решил?

— Вылетели затемно, смысл сейчас? Значит, над целью будут ночью. Стемнеет через час, получается, куда-то в Германию, ну накрайняк в Польшу.

— Понятно.

— Раз… два… семь… одиннадцать… Пять звеньев.

— Почти две эскадрильи, — пробормотал Степка. — Почему не полк отправили?

— А это и есть полк. Не забывай, поставки новой техники для замены выбывшей в боях, да и летного состава тоже, идут не так быстро, как тебе кажется. Бывает в полку и десять машин. Это еще достаточно боеспособный полк.

— Тебе виднее.

— Почему виднее, я просто знаю. Пошли, надо затемно уйти подальше.

Еще метров через двести мы обнаружили обломки самолета.

— Чей? — жадно спросил Степка.

Судя по тому, как он быстро стал протискиваться в салон, пока все не осмотрит, не успокоится. Турист.

— Да наш. Тэбэ-три. Давно лежит, с сорок первого, не меньше. Вон уже зарос весь.

Я обошел и осмотрел смятую кабину. Судя по зарастающей просеке, его сажали.

— Кабина всмятку, тел нет, — слышался изнутри голос Степана.

— Один снаружи, вернее, костяк. Кобура пустая, документов нет. Кто-то тут до нас побывал, — ответил я, вставая, у моих ног лежал скелет в летной форме.

Подошедший сзади Степка наклонился и отодвинул ворот комбинезона. На истлевшей гимнастерке сверкали рубинами лейтенантские кубари.

— Младший лейтенант… Кто это его так?

— Звери, насекомые… — ответил я рассеянно. — Пошли, у нас не осталось времени. Смотри, как быстро темнеет. Нужно к реке идти, там и еды добудем, а если повезет, то и лодку.

— Идем… Ха, все-таки не зря мы сюда провалились.

— Почему?

— А ты представь, как мы тут появляемся со всеми вещами?

— Там две лодки, дернешь за веревочку — в секунду надуются. Но ты прав, нужно лодку найти, с нее удобно груз поднимать, только хорошую, плоскодонку, чтобы по болотам на ней можно ходить было.

Мы повернули и направились параллельно краю болота. Я знал, что дальше в него вливается река и есть несколько прибрежных деревень.

До темноты мы, понятное дело, не успели — стремительно стемнело, и нам пришлось искать место для ночлега. Идти ночью в лесу опасно, можно свалиться в овраг или наткнуться на ветку.

Разбудили меня близкие голоса, почти сразу почувствовал прикосновение к плечу. Осторожно открыв глаз, увидел сонного Степана, который, приложив палец к губам, глазами показал куда-то мне за спину.

— Кто? — одними губами спросил я, приготавливая оружие к бою.

— Не знаю, сам только проснулся, — так же тихо ответил он мне. «Беретта» уже была у него в руке.

Место для ночевки мы выбрали в ельнике, с трудом наломав лапника и сделав подстилку. Сил хватило только чтобы пожелать друг другу спокойной ночи. О часовом даже речи не шло. Во-первых, устали. Во-вторых, лежанка была под большой елкой. Ее лапы-ветви в виде шатра скрывали нас от чужих глаз. В-третьих, да кто тут ходит? Оказалось, ходили.

— Тихо, не шуми, ждем, когда они уйдут. Мы не знаем, кто это и сколько их, — велел я.

Степан молча кивнул, нервно поглаживая затворную раму пистолета. Положив свою руку поверх его, молча отрицательно покачал головой.

Мы были хоть и близко от беседовавших, но разобраться, на каком языке идет разговор, не могли, различимы были только интонации. Судя по ним, кто-то перекидывался ленивыми фразами, второго было плохо слышно, он просто поддакивал, больше говорил первый.

Все стихло через час, разговор прервался, всхрапнула лошадь, и послышался скрип несмазанного тележного колеса.

— Деревенские? — спросил Степка, как только все звуки стихли.

— У немцев тоже лошади есть и телеги, — отрицательно покачав головой, ответил я. — Стихло, выбираемся.

Оказалось, край ельника упирался в большую поляну, которую пересекала дорога.

— Что они тут делали-то?

— Я, кажется, понял. Смотри, тут яичная скорлупа и разные огрызки, завтракали… — сглотнув наполнившую рот слюну, с чувством добавил: — Сволочи!

— Есть охота! — Как будто вторя словам Степана, его желудок громко подал голос.

— Давай за ними, может, выведут к людям?

Догнали мы телегу быстро, при первом же взгляде на ее пассажиров все сомнения развеялись: мышиного цвета форма, винтовки за плечами. Это были немцы. Следовали мы за ними в отдалении, метрах в двадцати от дороги, параллельно.

— Ну, что будем делать? — тихо спросил Степка, голодными глазами глядя на мешки, лежавшие в телеге. Один из мешков шевелился и похрюкивал.

— Это интенданты, видишь знаки на погонах? Нужно посмотреть, куда они нас выведут.

— Жрать охота, — уже сердито прошептал Степка.

Мы немного отстали, но все равно скрип колес был хорошо слышен.

— Как сказал один наш генерал, на войне наших солдат можно не кормить, они сами добудут еду, нападая на продовольственные колонны противника, это обеспечит наше преимущество.

— Вот сказанул, как будто в колодец аукнул, — хмыкнул Степка.

Через час тыловики выехали из леса, дальше преследование они могли заметить, местность, хоть и разрезанная оврагами, все равно была открытой, поэтому, проводив их голодными взглядами, мы углубились обратно в лес.

— Слушай, тебя же учили в этом Центре, как выживать в лесу? — встрепенулся Степка.

— Ну учили. Ты же не будешь сейчас дождевых червей есть и сыроежки?

— Не буду. Куда сейчас?

— К реке, я говорил же. Иди за мной.

Путь к реке можно было описать целой эпопеей, одно только пересечение открытого пространства вылилось в долгое приключение.

Вышли мы к реке ближе к обеду. Забавно двигая носом, Степка к чему-то принюхивался.

— Ты чего?

— Рыбой пахнет… копченой.

Принюхавшись, я тоже уловил запах копчения.

— Вверх по течению, — сразу определил я.

Голод не тетка, мы углубились в заросли ивняка, растущего вдоль берега речки.

— Когда нормальная дорога будет? Тут не вокруг смотришь, а куда ногу поставить, чтобы не сломать, — пробурчал Степка, след в след двигаясь за мной.