– У «нашего с тобой»?! – взвилась Лиза. – Да я тебе!.. – бессильно сжала она маленькие кулачки.

– Лиза! – прикрикнул на нее Юрий.

– Да! Да! Да! Есть родимое! – обхватила голову руками Лиза и заплакала.

«Как хорошо, что черт меня дернул тогда взглянуть на труп», – между тем подумала Цветкова, стараясь не обращать внимания на то, какими глазами смотрел на нее Константин.

– Убирайся отсюда! – сквозь зубы процедил Юрий. – Если ты думала принять участие в дележе наследства, то сильно ошиблась. Таких баб у Саши было много, а женщина, родившая ему детей, – одна. Ее и приняла наша семья. А ты… – посмотрел он на Костю, – ты будешь уволен, если, пользуясь служебным положением, играешь на чувствах убитых горем людей и приводишь в дом кого ни попадя.

– Нет, пожалуйста! Мне нужна эта работа! – заныл Костя. – Я ничего не знал! Пожалуйста! – Но здоровяк, не проронив больше ни слова, схватил его за шиворот и потащил к двери.

Обернувшись в сторону Яны, он прохрипел:

– А ты сама пойдешь? Или так же – с ускорением?

Но Яна уже семенила к выходу.

Когда они оказались на улице, Константин принялся во всем обвинять Цветкову. Яна, недолго слушая, влепила ему звонкую пощечину.

– Заткнись! Голова болит. Сам ввязался! Денежки любишь брать, а отвечать ни за что не хочешь?! Я поговорю насчет тебя кое с кем, чтобы не увольняли или другую работу нашли! А сейчас замолчи!

Перемены, произошедшие с Анатолием за столь короткое время, что они не виделись, поразили Яну до глубины души. Патологоанатом осунулся, казалось, даже похудел, глаза бегали, руки тряслись. К тому же от него разило свежим алкоголем. Было очевидно, что он уже принял на грудь.

– Ну?! – спросил Анатолий у Цветковой.

– Чего ты от меня ждешь? Что я труп в сумке принесу? – раздраженно ответила Яна. – Мне вот пришлось охрану обманывать, гостинцы покупать, якобы я в терапию иду друга навещать. И пока никто не видел, завернула на лестницу и рысью в морг.

– Все пропало, все пропало… – шевелил губами Анатолий.

– Я была в семье умершего.

– И? – спросил патологоанатом с надеждой в голосе.

– Нет, умершего там тоже нет. А родственнички у него отвратительные, недружелюбные, есть в них какая-то бандитская жилка, это точно.

– Всё! Конец! – воскликнул Анатолий и, обессиленный, рухнул на стул.

– Да прекрати ты наводить панику! – прикрикнула на него Яна. В конце концов, она рисковала ради него собственной жизнью, хотя совсем не обязана была это делать. – Я пыталась понять, знает ли кто из них о пропаже тела, как-то почувствовать это. Человек ведь может нервничать, быть напряженным и чем-то себя выдать. Но там все были настроены против нас. Я так думаю, они так же будут настроены против любого, кто сунется в их семью. И это как раз и является подозрительным! Но не думаю, что это связано с исчезновением трупа. Мне показалось, что родственнички больше всего хотят поскорее похоронить безвременно усопшего, а денежки поделить. У-у, шакалы! Я бы на месте Луценко в такой семье тоже бы умерла, лишь бы их лиц не видеть.

– И что я завтра скажу, когда они придут за телом? – спросил Анатолий, глядя на Яну так, как ребенок смотрит на все знающую и все понимающую маму.

– Ты хорошо искал? – строго посмотрела на него Цветкова.

Анатолий горько кивнул.

– И помощи-то попросить не у кого, – усмехнулся он. – Ведь не скажешь: «У меня тут тело пропало. Вы его случайно не видели? А не могли бы вы поискать вместе со мной?» У нас тут полно доброжелателей, быстро донесут заведующей, ну, а дальше… Даже представить страшно, – чуть не плакал Анатолий.

– Ну, уволят с работы. Подумаешь! Устроишься в другое место, это уж как самый худший вариант, – попыталась утешить его Яна.

– Самый худший вариант – это когда меня бандиты четвертуют. Им надо тело, и они его получат – и зароют меня! – Анатолий совсем поник, но спустя секунду вскочил и принялся ходить по комнате, явно что-то обдумывая. – Яна, а что, если в морге случится пожар? – наконец изрек он.

– Что? – не поняла Цветкова.

– Коротнуло проводку или еще что? И пожар! Тело сгорело, и я ни при чем.

– Даже не думай! – испугалась Яна. – Тут больные люди! Это очень опасно! Тебе еще и срок впаяют.

– Да это я так… предположил. – Анатолий вновь плюхнулся на стул и опустил голову.

Яна с ужасом уставилась на запекшуюся кровь у него на затылке.

– Что это у тебя? – спросила она и слегка дотронулась до раны.

– Руку убери, болит! Сам не знаю, где-то голову расшиб. Сильно я выпил вчера, ничего не помню.

– Ты, похоже, и сегодня выпил. Разит-то как…

Анатолий промолчал.

– Слушай, у меня одна мысль появилась. Ты сегодня до скольких здесь? – уточнила Цветкова, нервно теребя кончики волос.

– Дежурю всю ночь. А утром, когда все откроется, меня уже уведут под белы рученьки, – пожаловался патологоанатом.

– До утра еще есть время.

– Звучит как «я еще успею добежать до канадской границы», – невесело ответил Анатолий. – Спасибо тебе, Яна, за все, но дальше я уж как-нибудь сам.

– А вот это звучит так, словно ты со мной прощаешься! – не согласилась с ним Яна. – Ну уж нет! Я людей в беде не бросаю, – сказала она и задумалась.

Перед внутренним взором госпожи Цветковой стояли трое ее мужей, которых она бросила, и смотрели на нее с укоризной. Яна тряхнула головой, чтобы избавиться от этого наваждения.

– Обещать я тебе, Анатолий, ничего не могу, но отчаиваться не надо.

– Спасибо тебе, Яна. Хоть и получилось так, что с твоим появлением у меня начались неприятности, но все равно – спасибо.

– Вот тебе на! Я еще и виновата! – всплеснула руками Цветкова.

– Это просто совпадение, извини! Я не хотел тебя обидеть, – поморщился Анатолий. – Кстати, как твоя рука?

– Да я и забыла про нее, – честно ответила Яна и, закатав рукав, посмотрела на бинты, словно убеждаясь в том, что укус собаки – это не сон.

– Давай перевязку сменю, – предложил Анатолий.

– А я могу тебе рану на голове промыть, – улыбнулась Яна.

– Ты? – неуверенно посмотрел на нее патологоанатом.

– Ну я же медик! Уж рану-то по-любому промою! – пообещала Цветкова.

И они принялись обрабатывать друг другу раны. За этим занятием их и застала Аркадия Ивановна.

Яна уж испугалась, что сейчас снова разразится скандал, но заведующая перекрестилась, возвела глаза к небу, то есть к низкому потолку, видимо, с мольбой о терпении, и удалилась с гордо поднятой головой.