Нотариус молчал безропотно, но с любопытством наблюдая за реакцией Винсена и Мари.

Последняя внезапно заговорила:

– Не ты, в любом случае! Ты ему всегда помогала, он тебе очень благодарен.

– Да, после меня я хочу, чтобы вы дали ему спокойно выращивать оливки. Это не только его хлеб, это также вопрос чести Валлонга сегодня. Масло «Морван», это мне всегда нравилось, даже если это и раздражало Шарля…

Она уже два раза об этом напомнила, она не переставала об этом думать и до сих пор не отошла от его смерти.

– Я вам завещаю, таким образом, Валлонг в неделимое управление без права продажи. У вас у всех пятерых будут там равные права. Но прежде я выделю небольшой участок земли, где-то три тысячи квадратных метров, на которых находится овчарня, и незамедлительно передам его в дар Алену.

– Неделимое управление? – повторила Мари недоверчиво.

– Ну да! Вам надо будет найти общий язык. Это мой способ вас примирить вопреки вашему желанию. И это будет идеальное место для вас, чтобы чувствовать себя в семье… Со всеми вашими детьми и теми, кто еще появится… Но вы рассудительные юристы, вы мне скажете, что «никого нельзя принудить участвовать в неделимом управлении», это правильная формула, нет? Тогда, если вы не хотите, если вы не в состоянии его сохранить, вы оставляете его любому благотворительному обществу по вашему выбору. Либо так, либо никак, вы не будете извлекать из этого прибыль, это будет… аморально.

Очень довольная своей тирадой, она вызывающе посмотрела на них. Убедившись, что с их стороны не будет никаких возражений, она опустила глаза на бумаги, которые все это время держала в руках.

– Остальное мало интересно, посмотрим… Мои драгоценности тебе, Мари, потому что ты моя единственная внучка… ну и два-три неважных пункта. Тогда, если все в порядке, я подписываю.

Она оперлась на круглый столик, чтобы подписать бумаги, потом протянула ручку Хелен.

– Ваша очередь, милая, потом будет мой славный Эмиль…

Садовник приблизился, немного ошеломленный, и сделал то, о чем его просили. Клара отдала оба экземпляра завещания нотариусу, который воспользовался этим, чтобы откланяться, и обратилась к своему внуку:

– Винсен, мне хотелось бы поговорить с тобой минутку!

Мари пропустила остальных вперед, чтобы воспользоваться моментом и хлопнуть дверью при выходе.

– Ну вот, – вздохнула Клара, – она в ярости…

– Бабушка! Но ты представляешь? Ты нас вызываешь, ты нас ставишь перед свершившимся фактом, ты них кем ничего не обсуждала…

– А должна была? Речь идет о моем имуществе!

– Я не то хотел сказать.

– Я уже очень старая женщина, мой мальчик, у меня есть право на капризы.

Взрыв смеха Винсена ее успокоил: он совсем не думал о ее здоровье.

– Ты думаешь, что я нерушима, так? – тихо сказала она. – Так вот, отнюдь…

Гибель Филиппа на нее во многом повлияла, уверенность, что с кончиной Шарля плохой рок покинул семью, пошатнулась. Конечно, она по-прежнему заботилась о своей внешности, слегка подкрашивалась, ходила каждую неделю в парикмахерскую, тем не менее, возраст постепенно давал о себе знать. Хуже того, некое утомление сопровождало отныне ее жесты и улыбку.

– Ты знаешь, Винсен, семья это самое важное. Ты поймешь постепенно, ничто не может сравниться с кровными связями. Нам повезло, нас много, мы скопили состояние, но у каждой медали есть обратная сторона. Вы блестящи, как одни, так и другие, но, тем не менее, вы не способны быть счастливыми! Я знаю, кстати, что не должна жаловаться, потому, что ваши несчастья, я ими в какой-то степени… воспользовалась.

Сосредоточившись, он подошел к ней, сел на толстый пуф, покрытый сине-серым шелком.

– Я не понимаю, что ты хочешь мне сказать, Клара.

– Мне нравится, когда ты зовешь меня по имени, это меня молодит.

Ее правнуки переняли эту привычку, получая удовольствие от ее улыбки.

– Воспользовалась, в каком смысле? – настаивал он.

– Ну, например, твой отец. Именно потому, что он стал вдовцом, он стал жить со мной. А ведь этот особняк сделан для того, чтобы быть наполненным детьми, и получается, что я в какой-то степени была удовлетворена. Потом была Мари. О, я бы предпочла, чтобы она не была матерью-одиночкой, поверь мне, но в конечном итоге именно по этой причине она вырастила Сирила и Лею под моей крышей. И я надеюсь, что ты не замедлишь сделать то же со своими детьми… Я ошибаюсь?

Она увидела, как он опустил голову, и ее сердце сжалось. Он был несчастлив, она догадывалась, но еще могла помочь ему бороться.

– Если это тот самый случай, ты знаешь, что здесь нет никакой проблемы, да? Обязательно нужно, чтобы этот корабль служил чему-нибудь, твои трое детей желанные гости под моей крышей.

– Я мог бы снять квартиру, – ответил он неубедительно, – и воспользоваться услугами Хелен…

– Господи, Боже мой! Не думай об этом! Во-первых, ты меня оскорбляешь, а потом я не хочу, чтобы ты попал в ловушку! Эта маленькая ирландка на самом деле очень хороша. Она всегда была безупречна с детьми, но она слишком молода, слишком красива, слишком блаженна с тобой, чтобы жить с ней!

– Хелен?

Для него это было неожиданно, и она рассмеялась.

– Ты ничего не видел? Тогда ты один! Она съедает тебя глазами, она пьет твои слова. Она, должно быть, засыпая, думает о тебе, будет очень опасно оставлять вас вдвоем.

– Опасно? Послушай, бабушка, мы не в начале века, спустись на землю, я…

– Это вопрос не приличия, а простого здравого смысла! Ты хочешь, чтобы я сказала тебе почему? Ладно, если есть вещь, которую ты не должен делать, так это снова влюбиться в одну из наших служанок! Если ты не понял урока, значит, ты глуп. В следующий раз, когда будешь влюбляться, выбери кого-нибудь себе под стать, Винсен, не копайся в персонале!

Шокированный последним словом, он встал, и она должна была поднять голову, чтобы выдержать его взгляд.

– Урок, – сказал он сквозь зубы, – его даешь мне ты, которая не путается в кружевах.

С любопытством она в упор смотрела на него какое-то время. Клара не знала этого выражения, которое он ей вдруг противопоставил, и его сходство с Шарлем проявилось еще больше. Она представила, что так он должен выглядеть в суде, и это было неоспоримо.

– У тебя странный вид. Я тебя задела? Не петушись, для меня ты все еще мальчик, ты отлично это знаешь.

– Клара… – вздохнул он.

Он уже упрекал себя в том, что так отреагировал на ее слова. Ему нечем было гордиться перед ней. Кроме собственных детей, Клара была для него единственным человеком, которого он любил, которым восхищался и которого уважал больше всех на свете.

– Тебе надо было подарить фуражку адмирала, – сказал он улыбаясь. – Продолжай командовать нашим кораблем и веди нас в надежный порт.