– И они купились на это? – Джесика, научившаяся разбираться в людях за годы работы в отеле, пришла в восторг. Лесть всегда срабатывала, когда она называла гостя по имени и особенно если знала его любимый напиток.

Мэделин кивнула:

– Я делала еще кое-что, весьма сомнительное, но это дало результаты.

– Ты предлагала им себя? Обе громко расхохотались.

– Это была бы слишком большая честь для них! – смеясь, сказала Мэделин. – Я говорила, скажем, Фрэнку Синатре, что Пол Ньюман уже согласился позировать мне, а Эдварду Коху сообщала, что Джордж Буш принял мое предложение. Это срабатывало, как волшебство! В конце концов девяносто процентов из них соглашались, думая, что другие уже решились на участие в выставке. Мне кажется, они не могли допустить, чтобы кто-то обошел их в этом деле!

– Ты поступила очень умно, – сказала Джесика одобрительно. Затем снова рванулась вперед – очень маленькая, несмотря на высокие каблуки, – восклицая перед каждой картиной, ярко выделяющейся на белой стене благодаря подсветке: – Просто не верится, Мэдди! Ты писала Джона Макенроя и Бориса Бекера – Боже, какой он привлекательный! Келвин Кляйн… очень красивый мужчина… А это Джон Ферчайлд, издатель «Вуменс веар дейли»? Ну конечно! А вот Боб Хоуп, Дуглас Фэрбенкс… Мэдди, кого здесь только нет?

– Принца Чарльза, – тотчас ответила Мэделин. – Я бы все отдала, чтобы написать его портрет.

Джесика понимающе кивнула:

– Ты не можешь использовать свою тактику с королевской семьей, но мне кажется, я знаю, как можно сделать его портрет, когда ты станешь знаменитой в Европе.

– Ты хочешь сказать, что тебе известен пароль для прохода в Букингемский дворец? Боюсь, это невозможно.

– Не совсем так. Ты должна договориться с каким-нибудь армейским полком, или колледжем, или, может быть, с одной из гильдий лондонского Сити уполномочить тебя написать портрет принца, чтобы повесить его в их помещении. Тогда они свяжутся с личным секретарем принца во дворце и попросят, чтобы принц согласился позировать выбранному ими художнику. Почти все члены королевской семьи делают это несколько раз в год, так что у тебя будет хороший шанс, – задумчиво добавила Джесика.

– Ты просто чудо, Джесика! И я смогу приходить в Букингемский дворец? – Мэделин взволнованно сжала ладони.

– Или в Кенсингтонский – в зависимости от того, кого ты будешь писать. Тебе разрешат приходить столько раз, сколько пожелаешь, для изображения деталей одежды на манекенах, чтобы избавить членов королевской семьи от лишних часов позирования, – осведомленно заметила Джесика.

Мэделин взволнованно схватила ее за руку:

– Джесика, если ты поможешь устроить мне это, я всю жизнь буду в долгу перед тобой!

Джесика засмеялась, сверкая голубыми глазами:

– Я подумаю, что можно сделать для тебя. А пока нельзя ли еще шампанского? У меня пересохло в горле!

– Конечно. О, я так рада, что ты смогли приехать! Мы так давно знакомы с тобой, не правда ли? – Они направились в угол, где было поменьше народу.

– Сколько лет уже прошло? – спросила Джесика, наслаждаясь шампанским. – Мы познакомились в школе в семидесятом году, значит… О Боже, я уже такая старая! – запричитала она.

– Семнадцать лет назад. Джесика закатила глаза:

– Помню, я сначала ненавидела тебя, думая, что ты избалованная и испорченная, поскольку твой отец был богачом и ты всегда носила дорогую одежду.

– А мне казалось, что ты была ужасно высокомерной со своим английским произношением и снобистскими манерами.

Их разговор прервал Джейк, который неожиданно появился перед ними. Лицо его было красным от гнева, а темные глаза метали молнии. Позади него взволнованно топтался Карл. И его щеки заливал густой румянец.

– Мэделин, я должен поговорить с тобой, – сказал Джейк сдавленным голосом.

Она испуганно посмотрела на него, затем повернулась к Карлу:

– В чем дело? Что случилось?

– Извини, дорогая. – Карл виновато повесил голову. – Я забыл, что об этом нельзя говорить твоему отцу, и проболтался.

Мэделин все поняла. Должно быть, Карл рассказал Джейку, что она собирается навестить деда в Англии.

– Значит, ты разговаривала с Джорджем Даримплом? – сурово произнес Джейк.

Джесика резко втянула воздух, как бы собираясь что-то сказать, но передумала.

– Да, разговаривала, – спокойно сказала Мэделин. – Что в этом плохого? Он ведь все-таки мой дед, и он попросил меня приехать к нему. Я бы сама сказала тебе об этом рано или поздно, но была слишком занята подготовкой к выставке.

– Ты не должна ехать к нему, Мэделин. Я категорически запрещаю! – Подбородок Джейка дрожал. Она никогда не видела его таким расстроенным. Карл с красным лицом переминался с ноги на ногу.

– Давай обсудим это позже, – прошептала Мэделин, заметив, что люди начали с любопытством останавливаться около них.

Джесика отошла в сторону, сделав вид, что интересуется другими картинами, а Карл обнял Мэделин одной рукой за талию.

– Она уже взрослая, Джейк, – начал он возбужденно. – Если она хочет поехать и навестить своего старого родственника, я не вижу, почему бы…

– Ты ничего не знаешь! – резко прервал его Джейк. – Обещай, Мэделин, что не станешь встречаться с Джорджем Даримплом. – Мэделин разозлилась. Конечно, глупо было со стороны Карла без ее ведома рассказать все Джейку, однако ей уже двадцать пять и она способна принимать самостоятельные решения.

– Что происходит, черт побери? – Она говорила тихо, так, чтобы ее могли слышать только Джейк и Карл, но тон ее был резким. – Почему ты не хочешь, чтобы я поехала? Почему ты всегда отказываешься говорить со мной о моей матери?

Джейк посмотрел на нее продолжительным взглядом, выражение его глаз было непроницаемым.

– У меня на это есть свои причины, – сказал он наконец. – Пожалуйста, не езди к деду. Иначе пожалеешь!

На следующее утро Карл рано отправился в банк, покинув Мэделин и Джесику за завтраком в столовой, отделанной в восточном стиле, в их квартире, выходящей окнами на Центральный парк. Мэделин предпочла жить в этой части Пятой авеню, так как если она не могла ежедневно видеть естественной природы – зеленых деревьев и травы, – это вызывало у нее что-то похожее на приступы клаустрофобии. И вот сейчас она смотрела в большое окно на летний пейзаж во всем его великолепии. Разнообразие зелени с неуловимыми оттенками вызывало мысль, смогла бы она подобрать соответствующие краски, чтобы отобразить это великолепие в лучах утреннего солнца.

– Смотри! – внезапно сказала она, опустив чашку с кофе и вытягивая руку.

Джесика, испытывая страдания после похмелья, уставилась в пространство затуманенным взором:

– Что? Я ничего такого не вижу.