Поппи сунула шкатулку с гребнем в дальний угол комода и прикрыла его найденным за шкафом оранжево-коричнево-жёлтым джемпером.

– С глаз долой, из сердца вон, – прошептала она себе под нос.

Но Поппи понимала, что это не поможет. Она наверняка будет весь день только об этом и думать.

В углу бабушкиной мастерской-гостиной стоял допотопный компьютер, на котором она раз в две-три недели проверяла почту. Её визитка предупреждала, что для связи с ней существуют только два способа: писать на домашний адрес или звонить. В понимании бабушки, планшеты были нужны для рисования, а не чтобы смотреть любимые сериалы в общественном транспорте.

– О! – воскликнула бабушка. – Твой папа прислал письмо. Может, свои фотографии в тошнотворной лайкре.

Поппи в этот момент на кухне мыла посуду после обеда. Папа не звонил всю неделю. Он знал, что бабушка крайне редко проверяет электронную почту. Почему он просто не позвонил? Когда мама была жива, он никогда не был так холоден. Он бы постоянно звонил. Прислал бы Поппи фотографию белки, пытающейся прокатиться на его велосипеде, или ещё что-нибудь в этом духе.

– Куда я могла нажать, что теперь мой компьютер пишет всё на этом проклятом французском?

Поппи сделала себе мысленную пометку показать бабушке языковые настройки.

– О, – пробормотала бабушка с куда более озабоченной интонацией. – О, Поппи, он вернётся лишь через два месяца… что-то по работе, по всей видимости. И это ещё не всё.

– Что ещё?

– Он хочет, чтобы ты пошла в новую школу… здесь.

Поппи фыркнула, что означало ироничное: «Какая неожиданность!»

– Но я и так уже учусь в школе. Там все мои друзья.

Бабушка дочитала письмо.

– Пишет, что новая четверть в твоей школе начнётся раньше, чем он вернётся из Канады, и не хочет, чтобы ты пропускала. – Она добавила шёпотом, должно быть, уверенная, что Поппи её не услышит: – Бестолковый олух…

Поппи не нравилось, когда папа и бабушка ссорились. Бабушка обычно заявляла: «Ты безмозглый кретин, которому нужно включить голову и хорошенько подумать над своими методами воспитания!»

А папа в ответ кричал: «Забавно слышать подобный совет от женщины, чья дочь навещала её лишь раз в два года!»

Поппи никогда не занимала ничью сторону, потому что, как бы это ни ужасно, они оба были правы. Папа отдалился от дочери после смерти мамы, а та почти никогда не навещала бабушку. Мама не любила Пену.

Зазвонил телефон.

– Бабушка?

– Поппи?

– Телефон звонит.

– Да, я знаю.

– Мне ответить?

– Только если тебе не трудно. Не перетруждайся.

Поппи вытерла руки об одно из сувенирных кухонных полотенец бабушки и взяла трубку стоящего в коридоре телефона.

– Поппи слушает.

– Звонит Эразмус Толл. Это та самая Поппи, у которой белое пятно в волосах и уродский джемпер?

– Откуда, скажи на милость, у тебя этот номер? Его даже нет в справочнике. И почему ты ничего не сказал о пятне, когда его увидел? Мне ещё слишком рано седеть!

– Во-первых, у меня самого белые волосы, а номер был написан…

– На врачебном бланке, конечно же, – перебила его Поппи, улыбнувшись. – Какая я глупая. Ты узнал что-то насчёт Щеппов или про стихотворение?

– Я достал вырезку из библиотечного архива. Думаю, тебе стоит её прочесть.

– О чём она?

– О пианисте.

– О пианисте?

– Я именно так и сказал. Зачем повторять?

– Может, просто прочтёшь её мне или – даже лучше – перескажешь?

– Тут ещё есть фотография.

– Тогда пришли её мне на мыло.

– Мне нельзя пользоваться интернетом. Мама говорит, что он делает меня агрессивным.

Поппи невольно сделала шаг назад.

– Почему он делает тебя агрессивным? Мне что, следует выключать телефон при каждой нашей встрече?

– Потому что с помощью интернета можно делать столько важных вещей, но люди почему-то используют его, только чтобы смотреть на фотографии кошек в чепчиках или поливать других грязью. И, уверен, ты согласишься, ничто на свете не выводит из себя сильнее, чем чужое мнение о тебе.

– А что твой папа насчёт этого думает?

– Ничего. Он мёртв.

– О, – тихо сказала Поппи. – Мне жаль.

– Почему тебе жаль?

– Люди говорят так, когда им хочется чем-то помочь… но они не могут.

Эразмус помолчал, но всего секунду. Это было странно. Он много говорил, но Поппи лучше всего понимала его, когда он молчал.

– Я думаю, нам следует встретиться у церкви через час одиннадцать минут. Мне нужно посвятить тебя в расследование.

– Для чего эти дополнительные одиннадцать минут? – спросила Поппи, проигнорировав его слова о расследовании.

– Я собираюсь пятьдесят минут изучать старые газеты в библиотеке. В моей обуви для ходьбы у меня уходит десять минут, чтобы дойти от дома до библиотеки, и одиннадцать, чтобы дойти от библиотеки до церкви.

Поппи на мгновение задумалась. Никто младше пятидесяти не говорил «обувь для ходьбы».

– Я буду ждать тебя через час и пять минут.

– Мне потребуется одиннадцать, – настаивал Эразмус.

– Так переключись на вторую передачу и надень обувь для бега.

Вокруг могильных плит на погосте лежали кучи неровно смятых банок из-под пива и стеклянных осколков. Между участками можно было разглядеть остатки никогда не стриженного газона, заросшего сорной травой и бледными, будто шелковыми цветочками. Поппи достала мобильник и прислонилась к ограде. Открыв браузер, она набрала в строке поиска: «Убрек Дюэрн, писатель, Бесследно, книга».

Ничего. Она нахмурилась и прокрутила страницу с результатами поиска, но не нашла ничего подходящего. То же самое получилось, когда она переставила слова и добавила фразы вроде «книга для детей» и «новинка».

Эразмус прибежал парой минут позже, с раскрасневшимся лицом и едва переводя дыхание. Поппи была занята тем, что разминала руки. Первое, что он сказал, было:

– Не люблю бегать.

– Бег полезен для души, – отозвалась Поппи. – Статья у тебя?

– Да, – пропыхтел Эразмус.

Встав на одну ногу, он вытянул из левого носка сложенный лист бумаги.