– Я тебе попляшу! – рыкнул де Фокс, и Греза послушно притихла.

Сулайман встретил их во дворе караван-сарая, посреди упорядоченной толкотни и шума. Постоял, покачиваясь с пятки на носок, глядя, как спешивается огромный легкий эльф, как подхватывает он на руки ослепительной красоты девушку, совершенно не похожую на страшилище-брата.

«Брат. Как же, – хмыкнул купец про себя, – знаем мы таких братьев. Сами такими были». Впрочем, отношения этих двух эльфов его не касались. Девочку неплохо было бы заполучить в свой гарем, но кто знает, чего ожидать от эльфиек? Пусть уж лучше остается сама по себе. А вот этого, здоровенного, если он сумеет понравиться ему, Сулайману, можно, пожалуй, осчастливить предложением постоянной работы.

«Нет, я не скажу, что он плохо зарабатывает. – Купец ответил на поклон эльфа. Так себе поклон, прямо скажем. Не поклон даже, а скорее намек на него. Или даже намек на намек поклона. – Ну да Джэршэ с ним, в конце концов, от парня не умение шею гнуть требуется».

– Келья справа от угла для твоей сестры. – Сулайман перестал раскачиваться и пожевал губами. – Твое место у воинов.

– Понял.

Показалось? Или действительно сверкнули за черными губами белые звериные клыки? Вроде у эльфов не бывает клыков? Но это порождение икбера все же больше похоже на эльфа, чем на человека.

– Иди. Устраивайся. – Эльрик подтолкнул Кину к ее келье.

– А ты? Ты придешь?

Шефанго улыбнулся, не разжимая губ. Улыбка вышла гадкой.

– Боюсь, это будет не совсем удобно. Да ты не бойся. Никто тебя здесь не обидит. Если что – зови меня, я всем морду набью.

– А этому? – Кина осторожно кивнула на Сулаймана.

– А этому особенно, – почему-то обрадовался Эльрик. – У него барахла много. Мужику морду набьем. Добро продадим. Большими людьми станем, а?

– Нет. Из тебя разбойник не получится, – неожиданно заключила эльфийка. И отправилась в указанную келью.

* * *

Удентальские дороги для купцов в радость. Разбойников здесь повыбили. Постоялые дворы расставили. Даже погода здесь и то как на заказ. Ни дождей промозглых. Ни солнышка жаркого. Охрана конная едет, шуточки шутит – знают парни, нечего здесь бояться. Сулайман на верблюде раскачивается, привычно в такт шагам колыхается, смотрит вокруг с улыбкой масляной. Эльфийка синеглазая на лошадке своей едет, лютню настраивает. Дочь порока, конечно, но ведь какая красивая – глаз не оторвать. А этот-то, страшный, и верно брат ей. Это ж только брат может за пять ночевок ни разу в келью к такой женщине не зайти. Масхут вон не удержался, попробовал зайти… Ну и летел Масхут через весь двор. Да нет, никто его не бил – Эльрис его, как котенка нашкодившего, взял за ремень да за шиворот и бросил. Хорошо Масхут летел. Ай хорошо. Но не понравилось ему летать. Не ходит больше к эльфийке.

А Эльрис, как всегда, впереди. Его Махмуд в голову каравана отправил. Его, значит, в голову, а девочку, значит, в хвост. Ведь и Махмуд себе тоже что-то думал. Да только посмотрел, как Масхут летал, и не думает больше. Эх, люди… Рождены ползать, куда вам летать! Махмуд не думает. А Эльрис – впереди. Ему самому так вроде привычней. Но как на конях сидят! Что он, что сестра его. Слышал Сулайман, что эльфы – наездники не хуже исманов. Слышал. Сейчас увидел. Лучше эльфы. Стыдно признаться в этом старому толстому Сулайману, чей прадед вместе с эльфами под Аль-Барад ходил. Стыдно, да куда денешься – свои ведь глаза не обманывают.

Кина настраивала лютню, отпустив поводья и глядя на мерно вышагивающий караван. Огромные верблюды плыли над дорогой, выпятив надменные морды и не замечая в своей надменности, как смешно смотрится веревка, тянущаяся к хвосту переднего верблюда. Всадники охраны, легкие, поджарые, бритоголовые, то и дело срывались с места и носились вокруг каравана, оглашая окрестности свистом и гиканьем. Кина понимала прекрасно, что все эти взрослые мальчишки только и рвутся показать ей свою удаль. Оставив попытки взять ее с наскоку после первой неудачи этого забавного парня, как же его… Масхута, они теперь стараются просто произвести впечатление и перещеголять один другого. А Масхут… Кина улыбнулась и подкрутила колок. Какое у него лицо было, когда он на ноги встал! Весь двор хохотал. Эльрик только не смеялся. Кина вспомнила, как она выглядывала из-за широкой, такой надежной спины. Как потер бритый затылок и нерешительно ухмыльнулся Масхут. Он пошел к ним снова, но она совершенно не испугалась. Первый раз за бесконечные месяцы не испугалась. Потому что совершенно ничего не боялась, когда Эльрик стоял впереди, защищая ее от всего на свете. А Масхут подошел и поклонился, что-то на исманском пробормотав.

Эльрик ему ответил.

Потом к Кине развернулся. Сказал на эльфийском:

– Он извиняется. Ты его простишь?

– Конечно. – Она так разволновалась почему-то, что вышла вперед, взяв, правда, на всякий случай Эльрика за руку. – Только пусть он больше так не делает.

Длинная фраза на исманском – Кина еще не успела привыкнуть к тому, как легко переходит ее «брат» с языка на язык. Масхут снова поклонился. Эльрик кивнул в ответ. И к костру, возле которого сидели развеселившиеся воины, они ушли вместе. Коренастый, низкий исман. И стройный, высоченный шефанго…

«Эльф, – напомнила себе Кина, – здесь он эльф». Эльрик на своей высокой рыжей кобыле ехал впереди каравана, словно позабыв о существовании девушки. Кина пробежала пальцами по струнам. Взяла несколько пробных аккордов и запела.

Она пела на эльфийском, удобно устроившись в седле, перебирая тонкими пальцами звонкие серебряные созвучия. И песня ее была для нее самой неожиданно светлой, хотя, кажется, давно уже разучилась Кина петь светлые песни. А когда Эльрик обернулся, отвлекшись от мрачного своего наблюдения за пустынной дорогой, эльфийка рассмеялась от непонятного чувства победы. И хотя тут же шефанго пришпорил кобылу, вновь вырываясь вперед, что-то в нем изменилось. В контуре напрягшихся плеч, в чуть застывшей, не такой свободной, как секунду назад, посадке, в том, наконец, как нервно заплясала Греза, чутко реагируя на каждое движение своего всадника.

Вы можете мне не поверить,

И посчитать всё обманом,

Но я вижу – распахнуты двери

Над матовой кромкой тумана…

Звонкий голос Кины летел над удивительно зелеными лугами, над прогретой солнцем дорогой, над притихшим караваном. И Сулайман, свесившись с высоченного верблюда, слушал внимательно, щуря на солнце маленькие черные глазки.

«Хорошо поешь, дочь порока, – думал он, слушая мелодию. – Хорошо поешь, но плохо ведешь себя. Совсем плохо, девочка. Старый Сулайман не любит, когда его воины ведут себя как безусые мальчишки. Старый Сулайман не любит, когда его люди забывают о своих обязанностях. Мне нравится твой брат, певица. Но не ты. Ты мешаешь старому Сулайману… Очень мешаешь».

Густо-синее небо начало по-вечернему светлеть. И заревели, чуя близкий отдых, верблюды. Прибавили рыси лошади. Окончательно расслабились охранники, понявшие, что совершенно ничего плохого не ждет их на удентальских дорогах; «Где ж ты дерьма такого набрал, Сулайман? – Эльрик передернул плечами, пытаясь сбросить непонятную, гнетущую тревогу. – Ведь умный же вроде мужик! Ну какие из этих сопляков вояки?