вперед, — ну, ты грузишь, братан. В жизни не поверю, что бы наш папа позволил тебе, в своем присутствии, пить что-нибудь крепче газировки.

— Так это он пивко пьет, а я слушаю, ну, не как он пьет, конечно, а что говорит, когда пивка попьет. Интересно, знаете ли, с интеллигентным, образованным человеком, вот так по-простому, в неформальной обстановке, так сказать, без галстуков, пообщаться.

— Ты так скоро коммунистом станешь, наобщаешься.

— Попрошу не выражаться. Так и до жидомасонства дойти можно.

— При чем тут это? Ты евреев не трогай, они — мудрые люди, они нам религию нашу придумали. И вообще, наш прадедушка родом из Одессы, и звали его Костей. Короче, хватит лирики, надо определяться с дальнейшими планами. Что мы на сегодняшний день имеем? Легенда, колодец, книга, карта.

— Да, и еще, отступник Богданов, и продвинутый лингвист Леха, и еще Карл Ма… Мама! — у Сергея, от полученной затрещины, видимо, искры из глаз посыпались.

— Слышь ты, каратитст хренов, — Леха уже не шутил, — или прекращай этот базар, или греми отсюда копытами, куда рога глядят.

— Леха, ну ты чего? — Сергей понял, что хватил лишнего, — братик, не обижайся. Я ж не со зла, я ж пошутил. Я так шутю, братик. Я, между прочим, интеллигентно шутю, без рукоприкладства. Я по-мирному, по-доброму, с любовью в сердце и теплотой в душе. А меня, родной брат, за это по башке! А меня нельзя по башке, я ж дураком вырасту.

— Не обольщайся, ты уже именно таким и вырос, — менее раздраженно заключил Алексей, — и вообще, если у нас не будет единства, то мы ничего не добьемся. Ты веришь мне?

— Я верю тебе, брат! — торжественно произнес Сережа, приложив руку к сердцу, — и я готов идти за тобой, аки агнец на заклание.

— А если серьезно?

— А если серьезно, я считаю, что мы должны проверить то, что возможно, а уж потом сопоставлятьть факты и делать выводы.

— Ну что ж, разумно, разумно, — Леха совсем успокоился, — итак, разработаем план действий:

— первое — нужно обследовать колодец, коли мы уже здесь. Взять пробы воды, раствора, скрепляющего камни, в общем, всего, что можно. У меня в Минске, в Институте криминалистики, есть одна знакомая, подключим ее;

— второе — надо стырить из музея книгу, попробую своим в университет занести, может кто чего и подскажет;

— третье — в общем надо мне еще кое-что проверить.

— Алексей батькович, — вдруг возмутился Сергей, — а не кажется ли вам, что вы не совсем откровенны. Что за недомолвки? Если вы считаете себя умней коллектива, то — пожалуйста, коллектив освободит вас от своего присутствия. У коллектива, так сказать, последнее лето детства бездарно проходит, а тут еще такое неуважение. Или вы измените свое отношение, или мы вынуждены будем поставить вопрос ребром.

— Ну, наблатыкался, — вновь удивился Алеш. — этому ты тоже в бане научился?

— Если есть чему поучиться у собеседника, то почему нет? — умничал Сергей.

— Знаешь Сережа, я, конечно, ни в чем не уверен, но минувшей ночью я кое-что видел, когда выходил по-маленькому. И Алексей рассказал брату о событиях, произошедших с ним ночью.

— И ты молчал! — негодовал Сергей, — а вдруг бы и мне захотелось этой ночью по-маленькому!? А вдруг бы я напугался? Я ведь так могу заикой стать. Представляешь наше возвращение домой? Вот вам, мама и папа, ваш младший сын, абсолютно чисто заикающийся по-английски. — Ты не брат мне больше, ты — сотрап!

— Ты хоть знаешь кто это? — насмешливо спросил Леха.

— А то! — Сергей явно гордился своей эрудицией, — сотрап — это тот, кто с тобой вместе ест, сотрапезник то есть. Только ты неправильный сотрапезник, ты хочешь все сам съесть и ни с кем не поделиться, поэтому ты — сотрап!

— Здорово у тебя с логикой, — рассмеялся Леха, — тем не менее, я хотел бы этой ночью, свои сомнения, на этот счет, развеять. Нужно убедиться, что данное явление действительно имеет место быть. И если оно, явление, действительно имеет место быть, то надо проследить, куда оное каждую ночь воду таскает и зачем. Да и вообще, может его или ее, порасспросить так аккуратненько, без фанатизма, мол кто, откуда, куда, зачем, чего так поздно, и так далее.

— Ты еще паспорт у них спроси. А они тебе ответят, что есть, мол, документик. Серия «Вурдалак», номер 666, и аккуратненько так еще намекнут тебе, тоже без фанатизма, мол, сам-то ты кто, и чего ты тут вопросы спрашиваешь? А потом выдадут тебе, под роспись, рога, копыта и хвост, пятак тебе начистят, и в свой сплоченный коллектив запишут — типа, в нашем полку прибыло. Только учти, родителям сам будешь объяснять, откуда у тебя такие милые черты появились. А мне так даже приятно. Раньше говорили: «Сам черт ему не брат». А теперь, я с гордостью смогу заявить, что черт мне брат, притом родной, зовут Леха, точка.

Глава 6

Откуда-то издалека, с той стороны, где встает солнце, послышался какой-то неясный гул. Казалось, это дальние раскаты грома. Но гром не гремит постоянно и ровно. Ной прислушался. Появилось чувство тревоги. Гул нарастал, нарастало беспокойство. Звук становился все сильнее. Казалось, земля откликается на этот звук легким подрагиванием. Беспокойство стало перерастать в страх. Он стоял посреди леса и смотрел в небо, в ту сторону, откуда появляется солнце. Деревья не давали возможности видеть далеко. Страх смешивался с любопытством и, наконец, любопытство взяло верх. Ной побежал к краю леса, к тому месту, где он, несколькими днями ранее, в этот лес вошел. Бежать пришлось не очень долго. Между деревьями наметился просвет, а вот и край леса. Ной замедлил шаг и осторожно вышел на открытое место. Далекий гул, тем временем, превратился в ужасный рев. Ной посмотрел в небо и ужаснулся. Прямо над ним, рассекая исполинским хвостом дыма небо, с востока на запад, несся огромный огненный шар. Ною казалось, что этот шар сейчас упадет на землю совсем близко, и тогда произойдет что-то ужасное. Небо ревело, земля содрогалась, с деревьев градом сыпались плоды. Человек застыл в ожидании. Поднявшийся следом ураган швырял в лицо пучки травы, мелкие ветви кустарника. Ной не замечал этого, он стоял и смотрел, широко открытыми глазами, в небо. Его интересовало только то, что происходило вверху. Но шар скрылся за верхушками деревьев. Рев перешел в гул, который, в свою очередь, стихая, превратился в далекий, неясный рокот, как далекие раскаты грома, потом затих вовсе. В небе широкой полосой расходился гигантский дымный след. Все вокруг стало прежним