– Нет, – наконец, ответил Кириллыч, пристально глядя на Симонова, и одобрительно кивнул. Видимо, и сам вопрос, и то, как он был задан, пришлось ему по душе. – Ничего вы на самом деле сделать не могли. И хорошо, что тоже не исчезли, как остальные. Вас ведь никто не учил, как надо.

– У нас инструкция была, – возражать не хотелось, но молчать, соглашаясь с чужим снисхождением к молодости и неопытности их троицы, Влад посчитал неправильным.

– Какая там инструкция? – презрительно поморщился Валерий. – Если что, стреляйте, но просто так не палите?

– Да… глава здесь оплошал, – продолжил Кириллыч. – Он – мужик толковый, зря ты, Сашка. Просто не за всем уследить может. Скинул вопрос на того же Хряща, а тот – человек-лозунг. В смысле, именно ими, лозунгами, и разговаривает, и очень похоже, будто и думает тоже ими. Он и решил, мол, коли туннель хоженый-перехоженый и неопасный, пусть и торчат там не специалисты, а кто-нибудь попроще.

Влад вздохнул. Была в их словах определенная правда. Но при этом и самого себя принижать совсем не хотелось. Кое-что все-таки они втроем могли и умели. И, случись беда, точно не дрогнули бы.

– Ну… и?..

– Все тебе расскажи.

– Не, ну вы хотя бы целовались? Он как вообще?

Голоса звучали слегка приглушенно, но слова разобрать можно было. Влад, остановившийся у колонны в непосредственной близости от беседующих девиц, однако, и не думал подслушивать, его гораздо сильнее волновали собственные мысли. Именно они погнали его к северному туннелю, откуда должна была показаться группа… или не показаться – в самом наихудшем из возможных случаев. Даже усталость, неизменно накатывавшая после дозора, отступила на дальний план. Выспаться можно и после.

Если последняя группа тоже исчезнет, туннель будет признан опасным. Придется решать: идти по нему обратно, надеясь, что на несколько десятков людей никто не нападет; оставаться здесь, но выживать без посторонней помощи; углубляться на юг, тем паче, там действительно спокойно и тихо. Или, чем черт не шутит, искать еще какой-то выход. Ведь там, где вариантов развития событий больше двух, всегда есть не только три возможности, но и четыре, возможно, даже пять, просто люди их не видят или считают заведомо нереальными, потому и не обсуждают.

За все время, которое Симонов провел в дозоре, темнота не обеспокоила ни малейшим подозрительным шорохом. Южный туннель казался вымершим, не обещал сюрпризов, и пусть бывалые дозорные рассказывали всякого рода байки о здешних обитателях, Влад ими не проникался. Возникла даже странная идея как-нибудь предпринять поход на следующую станцию, Нагорную, а ведь парень не был искателем приключений: после его бегства от фашистов и блуждания по туннелям, его воротило от одной только мысли о путешествиях в одиночку.

– А потом? – вторгся в мысли вопрос, заданный с придыханием и с предвкушением. Девицы продолжали обсуждать свои амурные дела.

– Затем он поднял меня на руки, заключив в крепкие объятия. Я обняла ногами его талию и… ох, знала бы ты, что он вытворял. Сильные руки блуждали по моему телу…

Если бы Симонов увлекался подобного рода литературой, то, скорее всего, узнал бы по стилю и описательным оборотам стандартные фразы из большинства женских романчиков, неизменно бродящих по подземке и пленяющих женскую аудиторию метро. Девочкам, девушкам, женщинам и пожилым матронам было совершенно безразлично, какая эпоха, быт и герои описаны в книгах, действовал ли в них какой-нибудь граф, разбойник с большой дороги, детектив или отважный капитан звездолета. Их привлекали сами отношения, и ничего более.

Разумеется, романтическая чушь примерялась читательницами на себя, а потому и в повседневной жизни, какой бы суровой она ни была, мужской половине выжившего человечества приходилось соответствовать образам многочисленных романтических героев, написанных под одну гребенку. Если они собирались понравиться дамам, приходилось считаться с их запросами. Некоторых это бесило, кому-то, наоборот, нравилось. Тот же Алексей не просто так добился благосклонности Марии, племянницы главы и всеми признанной красавицы: лично проштудировал пять романов, отвалив за них немалые средства, после чего преподнес их в дар избраннице, встав на колено и приложив к груди руку.

Конечно же, среди женщин существовали и другие. Те, кто не забивал себе голову извечной любовной чушью, не искал легкой жизни, когда «муж всегда поможет, еще и подарки дарить станет», не поддавался на лозунги проповедников-пропагандистов, озабоченных выживанием человечества и потому призывающих женщин всея метро рожать, рожать и еще раз рожать – все равно, от кого, лишь бы народу прибавлялось. Они считали себя ничем не лучше и не хуже мужчин и желали сами найти свое место в жизни. Как та же Нина-Инна Королева.

«Только вряд ли к таким легко подступиться. Им надо делами доказывать, а не брать наскоком. За наскок и по морде получить недолго, – рассказывал как-то Семен, и на лице его бродила улыбка, которую так и подмывало назвать мечтательной. – Однако, Влад, если действительно хочешь счастья, ищи не таких вот Машек-вертихвосток и не забитых куриц, которым поскорее бы свою «ячейку общества» завести и обязанности на мужа сложить, а боевую подругу. А когда найдешь – не будь дураком, не отпусти».

– Слушай, Маш, ты поосторожнее с этим, а? А то наградит дитем и со станции рванет. Знаем мы таких.

– Дура, – резко припечатала та. – Мы ничем таким не занимались. Ну, в смысле, невозможно же залететь от поцелуев. И вообще-то нам уже давно не по шестнадцать.

Полог ближайшей палатки приоткрылся, из нее показалась Мария, племянница главы и, вне всяких сомнений, первая красавица не только Нагатинской, но и Тульской, Серпуховской и Добрынинской, если не Ганзы или всего метрополитена. По крайней мере, Симонов искренне полагал так. Высокая, стройная, с темными ресницами и бровями, светлыми волосами до пояса, которые она расчесывала каждую свободную минутку, а во время работы заплетала в толстую косу. Относилась она к тому типу женщин, которым с рук сходило все, а за улыбку – и того больше. И абсолютно не важно было, сколько у нее ухажеров, насколько часто они сменяются. Если поглядит благосклонно и улыбнется – считай, пропал. Однажды она так глянула на Влада, и… он потерял голову, покой и сердце.

– Ты чего здесь уши греешь?! – накинулась на него подруга Марии, вылезшая из палатки вслед за ней. Звали ее Дина, а на самом деле – Даниила Семенова.

Мария придерживалась правила: у каждой красавицы обязана быть подруга-дурнушка. Не то чтобы Дина была совсем некрасивой, скорее, наоборот. И черты лица – крупные, но миловидные, и волосы – темные и вьющиеся – не подкачали. Курносый вздернутый носик и серо-голубые глаза с дугами бровей могли бы вскружить головы многим. К росту и фигуре также претензий не возникало, но слишком уж Дина копировала поведение Марии, смотрела на окружающих свысока и пыталась выбрать кого получше. Но таких уже заполучила Мария, потому Дина оставалась одинокой, не желая даже смотреть в сторону «так себе ухажеров».