***

Через пару недель, Мозес выглядел намного лучше. Беременная Селма фанатично твердила благословлении за спасение чужого ребенка. И как только он выздоровел, она настояла на скорейшем крещении Мозеса.

Это был субботний день в самом конце июля. К священнику у купальни стояли десятки людей с младенцами. В трудные времена, потерявший благополучие народ, всё больше обращал свой взор к поклонению и вере. Для кого-то эта была религия, для других партия, идеи, люди. Но мотив у всех один: надежда на лучшую жизнь. Одни уповали на древнего еврейского плотника, вторые на неудавшегося немецкого художника, а третьи на русского вождя пролетариата.

Предприятие, поставленное на конвейер, процветало. Одного за другим лысый священник окунал в ванночку кричащих, ничего не понимающих детей. Он произносил какие-то заклинания и отдавал радостным родителям. Следующий. Еще один. Очередь дошла до Мердеров. Всё прошло быстро. Всего за пару секунд ребенок стал мокрым и христианином, но очевиднее, всё же мокрым.

Вилланд возобновил службу в СА и получил невысокую руководящую должность. Своё первое жалование он вывозил на тележке. Несколько миллиардов марок были аккуратно уложены стопками, и с каждый часов купить на них можно было всё меньше. Бумажки слетали с телеги на ветру, но такая мелочь как пару миллионов марок не могла остановить спешащего за продуктами Вилла. Раньше трудно было представить, как это, промотать за пару часов миллиард марок. Но теперь дело это каждодневное, и уже совсем скоро в тачке Вилла вместо миллиардов были мешки с крупой, овощами, мясом и маслом. К концу дня, дворник выметал с дорог сотни помятых бумажек. Кто-то забирал их для растопки печей или для оклейки стен. Ноябрь. Буханка хлеба стоила больше двухсот миллиардов марок.

Кризис нарастал, и в один осенний вечер, штурмовики получили команду и окружили огромную пивную Бюргербройкеллер где выступал фон Кар и вместе с ним на трибуне все высшие чины. Вилланд с товарищами стоял в оцеплении, пока Фюрер в пивной устраивал представление. Им сказали, что сегодняшний день навсегда изменит Германию. Но как изменит, они еще не знали.

Попытка путча провалилась. В стычках с полицией были ранены Отто и Генрих. Виллу повезло больше. Достаточно ему уже было ранений в этом году. И через пару дней, несмотря на запрет властей НСДАП и Штурмовых отрядов, Вилл продолжил службу, как и многие, но под другим названием организации.

***

Мозес рос и крепчал. К зиме он уже уверенно ползал по дому как полноправный хозяин. Он не знал, что вскоре будет не единственным маленьким существом в доме, а любовь и обожание родителей придется делить с кем-то еще. Пока он лишь видел, что у мамы растет живот, и она стала чаще кричать на папу. Воспоминания о настоящих родителях стерлись и вряд ли есть на свете сила, способная оживить образы первых трех месяцев жизни.

Когда улицы города покрылись снежной простыней и детский взгляд, завороженный падающими за окном белыми хлопьями, приводил в восторг и умилял взрослых, мама внезапно исчезла. Проходили дни. Отец был дома не часто, а няня оказалась довольно скучной. Тоска охватила маленькое сердце. Но неожиданно, свет дней его вернулся. Мама пришла поздно вечером вместе с папой, который держал в руках сверток. В нём был совсем крохотный человечек. Мозес не мог и предположить, что кто-то может быть меньше чем он. Отец поднес его совсем близко к ребенку и сказал:

– Знакомься, это Йозеф.

Часть 2

1.

Холодным днём серая земля побелела, словно кто-то разлил молоко, а ветви деревьев остекленели в руках загадочного скульптора. Смолкло пение птиц, и натужный крик пернатых больше не мешал спать по утрам. В город пришла зима.

Детский взгляд устремился в непроглядную пелену густых облаков. Что-то холодное и мокрое коснулось лица ребенка. Он недовольно сморщился и едва слышно простонал. Несколько штук попало на губы и в рот – ему понравилось. Он высунул крохотный язычок, стараясь поймать еще парочку загадочных капель. Но у даров небесных были другие планы. Застывшее белое нечто угодило прямо в глаз ребенку и отдалось дрожью по всему тельцу. Сквозь всхлипы пробилась сверкающая слезинка, и скатилась по пухлой щеке.

– Ой! – вскрикнула няня и с ребенком на руках поспешила в теплый дом.

Желтое существо из камина одарило теплом и мягким светом сидящего рядом малыша. Он обратился к таинственному другу набором звуков, но тот молчал. Он сказал громче – нет ответа. Только редкий глухой треск давал надежду на взаимность. Ребенок подполз ближе, чтобы лучше расслышать, что пытается сказать друг. Не понятно. Еще ближе. Тепло начало жечь, но интерес был сильнее. Он протянул руку к собеседнику.

– Мозес! – испуганно вскрикнула няня, и ребенок обернулся на знакомый звук. Это был очень странный звук, он отличался от других. Когда кто-то издавал его, большие люди смотрели на ребенка, улыбались, или хмурились. Он настолько привык к нему, что едва услышав этот звук, начинал искать, кто же хочет посмотреть на него. А через пару лет, он будет считать, что это слово и есть он сам. Но пока, он безымянный исследователь со своим собственным языком и представлениями о мире. Живой, чистый ум. Не ведающий заблуждений человеческих слов.

Матери не было дома уже несколько дней, а отец появлялся лишь по вечерам и снова куда-то уходил. Только няня оставалась с Мозесом все эти дни. Однако он недолюбливал её за страшную родинку на щеке и горьковатый вкус груди. Мама же была красива, а грудь её сладка, но молока в ней не было. Он отчаянно её сосал, но каждый раз его возвращали нерадивой няне, смеясь над бестолковыми попытками добыть молоко.

Мама вернулась поздно вечером, когда Мозесу полагалось уже спать. Но ради такого события няня посмела нарушить священный сон ребенка. Он не сразу узнал маму – живот стал меньше, а груди больше. Признав её, Мозес радостно замахал ручонками, ударив в подбородок державшую его няню. Папа тоже был здесь, и улыбался, а в руках его был какой-то сверток. Мама бросила прямо на пол букет красных роз подаренный, видимо, в честь возвращения, и кинулась к ребенку. Она осыпала его поцелуями и нежными словами. Мозес снова почувствовал себя счастливым.

Загадочный сверток поднесли совсем близко, ребенок насторожился. Отцовская рука скинула тонкую ткань. Мозес увидел маленького человека, мирно посапывавшего на папиных руках. Все кого Мозес видел раньше были большими, и он даже предположить не мог, что на свете есть кто-то, меньше