Голос волколюда она тоже узнала. Его она слышала там, на берегу реки.

Мита смогла остановиться, только когда очутилась в сенях и захлопнула за собой дверь. Горло перехватило; хотелось закричать и заплакать, но вместо этого она молча сползла спиной по двери и поджала под себя дрожащие ноги.

Он тоже узнал Миту. Иначе бы не разглядывал ее руку.

Прошло немало времени, прежде чем травница успокоилась и выровняла дыхание. Сейчас ей не стоит высовываться. Волколюд наверняка зол на нее за то, что она нарушила запрет и сунулась в лес. А если сложить два и два, то получится, что этот Лик — не абы кто, а сын самого главы клана Лииш. А если он прямо сейчас рассказывает старосте о том, что она ушла в лес, а не на равнину, как говорила всем? Староста точно разозлится.

Во рту у нее пересохло. Мита сунулась в бочку с водой и обнаружила, что не наполнила ее с утра. Обругав себя за непредусмотрительность, она поднялась и на ватных ногах вышла на улицу. При мысли о том, что ей нужно было сходить к роднику рядом с домом старосты, ей даже поплохело.

Краем глаза Митьяна уловила движение. Она обернулась и чуть не упала: волколюд возвращался в лес и проходил аккурат мимо ее ворот. Мита вжалась спиной в стену дома и проследила за ним взглядом, и на короткий миг ей показалось, что он заметил ее и слегка повернул голову. Это заставило ее отпрянуть в тень дома.

«А если это он, значит, он мне тогда помог, — вдруг подумала травница. — Из воды вытащил и на равнину вынес. А я его даже не поблагодарила».

От этой мысли Мите стало стыдно. Он, между прочим, и сам рисковал, помогая человеку. А она боится выйти и сказать «спасибо». А потом еще удивляется, почему волколюды недолюбливают деревенских.

Мита заставила себя отлипнуть от стены и дойти до калитки. Широкая спина Лика уже скрылась за поворотом, и, чтобы догнать его, ей пришлось перейти на бег. Коса хлестала Миту по плечам, и она перехватила ее дрожащими руками, прижав к груди. Нагнать волколюда ей удалось только у самого выхода из деревни, где уже начиналось душистое море равнинных трав.

Волколюд остановился. Мита тоже. Сердце ее продолжало бешено колотиться.

— Ты чего-то хотела? — холодно поинтересовался он, даже не обернувшись.

Травница моментально растеряла все слова. К горлу подкатил ком.

— Я… — Она сглотнула. — Извини… Я хотела сказать… хотела поблагодарить.

Лик, наконец, повернул голову. Его темные глаза смотрели прямо на Миту, и та с трудом удержалась, чтобы не броситься наутек.

— За что?

Она даже удивилась.

— Как за что? За помощь… там, у реки… Это ведь ты был? Я не ошиблась?

Лик ответил не сразу. Он внимательно изучал ее лицо, руки, сжимавшие косу, дрожащие ноги, а потом неожиданно усмехнулся.

— Я выдал себя взглядом на твою руку?

— Голосом, — призналась она. — Я слышала твой голос там…

— Слышала… — эхом повторил волколюд. — Зачем вообще туда сунулась?

Мита не ждала расспросов, а потому растерялась.

— Ну… я… мне ягоды нужны были… на отвар.

Лик махнул рукой, и она замолчала.

— Тебе повезло, что там оказался я, а не кто-то другой из клана. В следующий раз может повезти меньше. Не лезьте, куда вас не звали. — Последние слова он произнес резче прочих, и Митьяна вздрогнула.

Когда девушка запоздало кивнула в ответ, Лик отвернулся и направился в лес. Мита проследила за тем, как он исчезает среди трав, а потом поплелась домой. День только начался, а ей уже хотелось без сил рухнуть на лавку и проспать до следующего утра.

* * *

К вечеру у Миты разболелась голова. Она наводила порядок на чердаке, расставляя короба и мешки с остатками трав, развешивая свежие пучки полевых цветов под крышей, когда поняла, что от слабости у нее трясутся руки. Солнце садилось, последние его лучи заглядывали на чердак через небольшое окно, подсвечивая пылинки и сухую труху. Мита сложила остатки в коробку, пообещав разобраться с этим завтра, умылась, натянула рубашку для сна и упала на лежанку, которую соорудила из соломы и мехов в углу чердака.

В сон Мита провалилась почти сразу, но он был беспокойным. Поначалу вокруг нее царила липкая темнота. Она шла наугад и спотыкалась о невидимые преграды. Чем дольше Мита бродила, тем сильнее уставала: тело горело и плавилось, ее била дрожь, как в лихорадке, и Мита даже сквозь сон подумала о лекарстве. «Неужели все-таки простудилась в реке? — размышляла она. — Или устала просто?» Травница пыталась проснуться, чтобы дойти до полок с травами, но тело не хотело слушаться.

Постепенно темнота стала меняться. Она уже не была такой липкой и душной, в ней появились странные отблески, похожие на чьи-то цветные тени. Митьяна невольно потянулась за ними. Тени постепенно складывались в силуэты. Незнакомые люди, в несколько рядов обступившие пылающий костер, покачивались в такт языками пламени, и свет плясал на их смуглых лицах. Темнота наполнилась гортанной песней, и от нее у Миты внутри все задрожало. Она зажала уши, но звуки продолжали проникать в ее голову. Травница зажмурилась и побежала прочь со всех ног. Песня не отставала.

Силуэты у костра сменились могучими елями, чьи верхушки серебрились в свете луны. Гортанная песня затихла, а вместо нее темноту разрезал пронзительный вой. Миту окружили звери. Они рассекали темноту вокруг словно стрелы, оставляя за собой желто-рыжие шлейфы. Где-то вдалеке раздался рев, и испуганная травница шарахнулась в сторону. Рядом с ней возникла цветная дымка, и в ней она разглядела двух животных — волка и лося с раскидистыми рогами, над которыми рваной тенью металась птица, похожая на огромного ворона.

Увиденное так потрясло Миту, что она попятилась и поскользнулась босыми ногами на чем-то склизком и мокром. Тело окутал холод, как будто она снова упала в быструю реку. Она замахала руками и ногами, пытаясь подняться; цветные блики смешались перед глазами в один пестрый ком. Мита замотала головой, попыталась встать, но почему-то не смогла и уперлась руками в твердую землю…

* * *

Когда Мита распахнула глаза, на чердаке было темно. Через небольшое окошко лился ровный лунный свет, оставляя на полу синеватые тени. Все вокруг было каким-то серым и блеклым, но знакомая по снам цветная дымка окутывала весь чердак. В нос ударил резкий запах сушеных трав.

Мита поднялась со своей лежанки. Солома и меха сбились в кучу, и теперь ее самодельная постель отчего-то казалась слишком маленькой. Тело все еще хранило остатки странного жара