плюс пять, а все тридцать. Каблуки все чаще застревали в трещинах плитки. Я изо всех сил пыталась успокоить себя. Верила, что еще чуть-чуть, и привыкну. Но возле одной из витрин, с игрушками… слишком натуралистичными, огромными, ресурс смелости резко упал до ноля.

Уцепившись взглядом за следующий дом, без витрин, неприметный, скромный, я задрала голову вверх и незнакомым осипшим голосом произнесла:

— На экскурсию туда. А потом в отель. Кажется, на сегодня мне достаточно.

После этих слов босс просто обязан был сообщить что-нибудь вроде «Слабачка!» или «Ну что за выбор?». Дом, серым фасадом и тусклой подсветкой, отличался от всех остальных, как буханка бородинского от кремовых тортов.

Но Бояринов не произнес ни слова!

Я заметила, как взлетели его брови, легонько дернулся левый уголок губ. Но словно ничему не удивлен, Павел спокойно повел к нужному зданию.

Только у порога это чудовище соизволило посмотреть на меня.

— А у тебя хороший вкус, — неожиданно оценил он.

Однако уточнить, что имелось в виду и откуда он вообще все здесь знает, я не успела.

Сразу за дверью Бояринов сунул какому-то мужчине деньги. Отмахнулся, когда тот протянул сдачу. И нас пропустили в следующую комнату.

Я была уверена, что это магазин или очередной музей извращений. Позади их осталось так много, что понемногу уже начала привыкать.

Но никакими пошлыми экспонатами здесь и не пахло.

Наоборот, мы словно оказались в чужой, немного мрачной квартире. С тяжелыми шторами на окнах. С роялем, на котором, дымя сигаретой, играл мужчина. С туалетным столиком, за которым красивая молодая женщина алой помадой красила губы. С кованой кроватью у дальней стены.

От вида последнего предмета мебели внутри все сжалось. Наверное, от предчувствия. По телу пробежала дрожь. Но огромное мужское тело за спиной не позволило сдвинуться ни на шаг.

Будто под гипнозом, я смотрела, как комната оживает. Наполняется эмоциями и ощущениями.

Музыка превращается в тишину. Напряженную. Пугающую.

Двое «жильцов», такие разные, словно чужие друг другу, сближаются.

Он смотрит на нее. Давяще. Жадно.

Она, не замечая никого вокруг, — на него. Как на божество. Снизу вверх. Умоляюще.

С тихим шелестом падает шелковый халат.

Подламываются обтянутые кружевными чулками колени.

Женские пальцы ловко расстегивают ширинку на брюках, спуская их вниз вместе с бельем.

Боясь вдохнуть, я наблюдала, как густо накрашенные ресницы женщины вздрагивают… на горле мужчины дергается кадык.

Как ее взгляд с восторгом скользит по налитой плоти. Тугой, словно жгутами увитой венами.

Как розовый язык облизывает алые губы и, словно знакомясь, нежно прикасается к широкой головке.

Раз.

Другой.

Как, размазывая красную помаду по стволу, мужчина толкается глубже.

Заставляет принять себя в рот целиком.

Глубоко. Быстро.

Как в восторге откидывает голову назад… И стонет.

Откровенно.

Без смущения.

Так, словно получает удовольствие от всех участников этого акта.

— Нет… Что я здесь делаю? Нет… — Чужая волна удовольствия буквально размазала меня, вернув на землю.

Невозможно стало находиться рядом. Невозможно смотреть, испытывать все эти эмоции, которые прошивали острыми иглами насквозь. Даже дышать не получалось.

Я открывала рот, пытаясь выпустить воздух. Но от стыда в голове сбоило. И с губ слетал лишь хрип.

— Извращенец чертов! Выпусти меня. Сейчас же! — из последних сил шипела я на Бояринова. Толкала в грудь, вынуждая пропустить.

А потом бежала.

Не помня, кто я, с кем я и где вообще можно спастись.

Метры тротуарной плитки проносились перед глазами. Ноги не останавливались ни на секунду. Шок не отпускал. И лишь когда впереди затормозило такси и чьи-то руки толкнули на заднее сиденье, получилось сделать первый рваный вдох.

* * *

Я чувствовала себя так, словно кто-то пропустил меня через адскую мясорубку. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Голова совсем не соображала. А с телом вообще происходило что-то странное.

Оно горело от щек до пяток. Сколько я ни прикладывала ледяные руки к лицу, ни капли не помогало.

Единственное, чего хотелось в этой ситуации — выцарапать наглые голубые глаза одному бессовестному типу и послать его за звездочкой. На небо.

Даже присутствие таксиста не спасало от ярости.

— Как тебе в голову могло прийти такое… отвести меня туда?

Я лупила Бояринова по груди, пытаясь вытолкнуть из машины. И готова была разреветься из-за собственной глупости.

— Да, я дура наивная. Но ты… Ты отлично знал, что это за место! Ты заплатил им! — рычала на него, когда Павел скалился своей фирменной самодовольной улыбкой.

— Видеть тебя не могу! — Стараясь попасть по лицу этого гада, махала руками.

— Интересно тебе было, да? — Вырывалась из захвата, когда Бояринов пытался прижать меня к себе.

Била мерзавца локтями.

На светофорах дергала за ручку двери, требуя открыть, выпустить.

Ругалась на русском, немецком и английском.

Упрашивала таксиста. Унижалась. Предлагала деньги.

Проклинала Бояринова, себя и этот город.

Не представляю, что подумал о нас водитель. Я не узнавала саму себя, свои эмоции и тело, взвинченное, будто это я была участницей шоу… я стояла на коленях посреди комнаты.

Каждый нерв словно закоротило.

Невозможно было выбросить из головы картинки с обнаженной женщиной, насаживающейся губами на твердый член. Искаженное острым наслаждением лицо мужчины. И его напряженные пальцы на затылке партнерши.

Все это было так интимно и откровенно, что прибить себя хотелось за секунды бездействия и покорного просмотра.

Я мечтала стереть из памяти все те звуки и ощущения. Поверить бы, что рядом с Бояриновым стояла не я, а другая женщина. Та, которой нравилось наблюдать за чужими людьми, та, которая хотела почувствовать то же самое. Испорченная. Незнакомая.

Разрывало изнутри от совершенно диких мыслей и желаний. Губы дрожали. И все, что было нужно — поскорее оказаться за закрытой дверью своего номера.

Стоило машине остановиться, туда я и направилась. Вновь бегом. Мимо стойки регистратора. Мимо лифта, по лестнице. Не слыша за стуком собственного сердца шагов позади.

Карточка чуть не выпала из рук, когда я попыталась открыть номер. Чужие пальцы приставили ее к электронному замку. Они же нажали на ручку двери. И подтолкнули меня дальше.

Без спроса. Как в машине.

Нагло, будто их владелец имел право.

— Спасибо за доставку. Теперь я сама.

Руки подрагивали. Чтобы не выдать себя, я не стала выпроваживать Павла. Не стала с ним бороться. А спрятала ладони за спиной.

— Ты как? Точно в порядке?

Он больше не улыбался. Сейчас этот гад выглядел всерьез обеспокоенным. Во взгляде так и сквозила тревога, а голос звучал глухо, без издевки.

— Я хочу, чтобы ты поскорее оставил меня в покое! Тогда буду в порядке! — произнесла я, вероятно,