— Сейчас вы — студентка. Причем с головой. Так что свое положение отличницы и гордости родителей зарабатываете умом, усидчивостью и целеустремленностью. Пройдет немного времени, вы влюбитесь… — Он осекся. — Когда к вам придет любовь… — Он снова осекся. — Или вы уже влюблены?

Дина опустила глаза на пламя свечи и сказала:

— Продолжайте вашу мысль.

— Человек влюбляется в другого человека и принимается требовать от него взаимности. Тут и возникает театр… игра. Порой бездарная, порой просто мерзкая. Вы, вероятно, не представляете, во что может превратиться то, что когда-то было любовью… или влюбленностью.

Константин Константинович говорил возбужденно и с волнением, а Дина вдруг вспомнила сцену между мамой и дядей Толей, хоть и не поняла, каким образом она связана с тем, о чем сейчас говорит ее преподаватель.

— Потом — служебная карьера. А это еще более пакостное поприще. Будешь собой, «естественным и прямым», как вы выражаетесь, — ничего не добьешься, в лучшем случае так и просидишь рядовым до пенсии. А если твоя прямота будет мешать, от тебя избавятся в два счета. — Он глубоко затянулся, выдохнул дым и продолжил уже спокойно и даже с улыбкой: — Так что, девушка, не пересмотреть ли вам свои принципы, пока не поздно?

Дина, собравшись с духом, сказала почти ровным голосом:

— Я уже влюблена. — И добавила после короткой паузы: — В вас. — Снова помолчав секунду, но не давая собеседнику прийти в себя, продолжила: — Только требовать от вас я ничего не намерена. Поняли? — И она посмотрела на Константина Константиновича в упор уже совсем спокойно.

— Вот как?.. — Явно смущенный, Константин Константинович пытался поддерживать игривый тон.

Но он был растерян, обескуражен и не знал, что ему делать с этим признанием.

Тут очень кстати принесли горячее, и Константин Константинович принялся активно помогать официанту, удивленному таким порывом.

Дина тоже была рада этой перебивке — она отвернулась к сцене и смотрела то на музыкантов, то на площадку перед сценой, где несколько пар танцевали твист под «Черного кота». Ей очень хотелось не отводить взгляда от Константина Константиновича, но смотреть на него без волнения она не могла — неужели это шампанское так на нее подействовало?..

Сегодня ее любимый преподаватель выглядел совсем по-другому, чем обычно: не строгим и неприступным педагогом, каким был в стенах института. Сегодня он был стилягой: узкие брюки, твидовый светло-коричневый пиджак с кожаными заплатками на локтях и плетенными из такой же кожи пуговицами, водолазка цвета кофе с молоком — и весь его внешний вид говорил о легкости, празднике, игре.

«Как же он красив!» — заходились восторженным звоном эстетические струны Дининой души. «И сегодня он со мной…» — робко, не загадывая ничего на будущее и не оглядываясь в прошлое, вторили им струны женского самолюбия.

— Вы танцуете? — спросил Константин Константинович, когда официант закончил свое дело и удалился, а ансамбль заиграл «Лунный камень».

— Танцую, — сказала Дина.

— Разрешите вас пригласить.

Кавалер поднялся и протянул даме руку.

Динино волнение достигло, казалось ей, всех возможных пределов совместимости с жизнью, едва она коснулась пальцами ладони Константина Константиновича. Сердце готово было остановиться — оно сбилось со своего обычного ритма так внезапно, что просто не в состоянии было его вспомнить, и пребывало в полной растерянности.

Константин Константинович провел Дину в центр площадки и, держа ее правую ладонь в руке, другой рукой легко коснулся ее спины.

Динино дыхание стало почти ровным, сердце немного успокоилось и продолжило свою работу, хоть и в очень необычных, доселе незнакомых, условиях… Нет, оно вспомнило, что нечто подобное происходило, когда Артур Давлатян приглашал Дину на медленный танец на студенческих вечеринках, — вот так же остро были приятны его прикосновения. Но сейчас все-таки все было по-другому… еще острей.

Одна ладонь Дины лежала на груди Константина Константиновича, ощущая мягкую шерстяную пушистость твидового пиджака. Другая впитывала в себя тепло мужской ладони, чутко ловя малейшее движение мышц, — пальцы едва заметно подрагивали, то сжимая, то отпуская пальцы Дины. И ей казалось, что какие-то токи струятся из этой ладони… входят в нее, наполняют ее… Дыхание его касалось ее щеки… Дина слышала это дыхание. Оно было неровным, громким… Как же оно волновало…

— Вы такая… легкая… — сказал Константин Константинович на ухо Дине.

Голос его стал низким, чуть хриплым. Она подняла взгляд и утонула в его лучившихся влажным светом глазах.

— Правда?.. — растерянно пробормотала она, вовсе не собираясь этого говорить.

— Правда, — засмеялся он и прижал к себе Дину.

Он тут же отпустил ее. Но это короткое объятие, мимолетное прикосновение щеки к щеке, его низкий густой смех снова едва не лишили Дину чувств.

— «Подари мне лунный камень… подари мне лунный свет…» — пропел солист, музыка стихла, саксофонист положил свой саксофон, гитаристы сняли гитары, и музыканты отправились на перерыв.

Дина и Константин Константинович медленно шли по мосту к остановке трамвая.

Они так много и увлеченно говорили в кафе, среди шума и музыки, что казалось странным, почему оба молчат теперь — наедине, в тишине и безлюдье.

В молчании ощущалась неловкость, словно каждый переоценивал сказанное там и тогда и анализировал: не был ли он чрезмерно откровенен, не наговорил ли лишнего?..

Дина заметила в углу между пилоном и оградой моста сжавшегося в комок котенка. Она подошла к нему и присела, чтобы погладить взъерошенную спинку, покрытую изморосью. Но котенок неожиданно проворно убежал, выскользнув из-под самой Дининой руки. Дина проводила его взглядом и поднялась с корточек. Она положила ладони на перила моста и посмотрела на черную плотную поверхность небыстрой реки, лениво играющей ночными городскими огнями.

— Вы любите всех животных?.. Или только кошек? — спросил Константин Константинович, воспользовавшись поводом нарушить молчание.

Он подошел к перилам и встал рядом с Диной.

— Только кошек, — призналась Дина.

— В вас удивительно сочетаются женские и мужские черты, — сказал он и улыбнулся, посмотрев на Дину. — Да… сегодняшний день — сплошное откровение для меня.

Дина повернулась к Константину Константиновичу и посмотрела на его лицо. Ей вдруг показалось, что смотрит не она, что ее здесь нет и что этот мужчина — совершенно незнакомый ей, посторонний мужчина — стоит рядом с неизвестной ей девушкой, а ей, Дине, отчего-то очень хочется заплакать. Но это ощущение продлилось только миг. В следующее мгновение она снова оказалась в своем теле, ее ладони ощущали холод чугунных перил моста, а рядом стоял преподаватель, которому утром она сдавала экзамен, потом сидела с ним в кинотеатре и, следя за переживаниями героев, которых играли Нахапетов и Вертинская, все равно постоянно ощущала его присутствие, а потом… потом танцевала с ним в кафе, и он был так близко, он обнимал ее…