— Да, мэм, я, хотя если я когда-либо и был красивым, сейчас меня таким уж точно не назовешь. Я прекрасно помню тот день в Оранде. Как оказалось, это была моя последняя встреча с тетей Агнес. Она воспитывала меня после того, как мой отец умер, а у моей матери — ее сестры — начались кое-какие проблемы.

— В те времена родственные узы были крепки. Да, тогда все обстояло именно так. Сейчас все уже по-другому, но в те времена родственники помогали друг другу.

— Мэм, я позвонил вам, исходя из очень смелого предположения. Мой отец умер в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году, и именно тогда тетя Агнес переехала к нам; она жила с нами до пятьдесят восьмого или пятьдесят девятого года. Как я уже сказал, у моей матери тогда начались неприятности. На какое-то время тетя Агнес стала полной хозяйкой в доме. Я пытаюсь собрать все предметы, документы, представляющие память о моем отце. Он тоже служил в морской пехоте, а затем работал в полиции и умер в самом расцвете сил. И вот я подумал, быть может, У тети Агнес сохранились какие-то вещи, которые затем перешли к вам, и среди них есть что-то, что связано с моим отцом и о чем я забыл или никогда не знал.

— Похоже, вы пытаетесь восстановить память о своем отце.

— Наверное, мэм.

— Что ж, кажется, была какая-то коробка. Правда, я не уверена, что она переехала вместе со мной. Там было такое старье, но у меня рука не поднялась просто взять и все выбросить. В конце концов, это же чья-то чужая жизнь, ее нельзя выкинуть.

— У вас осталась эта коробка?

— Если осталась, она лежит где-то в подвале и надо ее искать.

— Мэм, если можно, я буду счастлив приехать и помочь вам.

— Знаете что, сержант, у меня сейчас особых забот не осталось, так что я могу и сама управиться. Оставьте мне номер своего телефона, и мы посмотрим, удастся ли что-нибудь найти.

И вот через три недели — Боб провел эти три недели в полном одиночестве, воюя с сорняками на своем участке, каждый день махая косой, срезая траву и кусты, — из Роанока, штат Виргиния, пришел по почте объемистый пакет.

Боб вскрыл его в тот же вечер.

О господи!

Первым делом он увидел фотографию, сделанную где-то в 56-м или 58-м году, на которой были сняты он сам, его мать в редкий для нее трезвый день и строгая тетя Агнес, сидящие втроем за столиком в летнем кафе. Сам Боб был тогда худым и долговязым и носил бейсболку, футболку и джинсы. На обороте выцветшими фиолетовыми чернилами была сделана подпись: «Боб Ли, Джун и Агнес, Литл-Рок, 5 июня 1958 года».

Эта фотография не принесла ничего, абсолютно ничего.

Далее последовали свидетельство о смерти матери, пожелтевшие страховые полисы, ее водительские права, банковская книжка со штампом «АННУЛИРОВАНО» на обложке, несколько рождественских открыток от соседей, чьи имена для Боба ничего не значили, некролог на смерть Джун из газеты, выходившей в Форт-Смите, маленькая брошь в виде распятия, которую, судя по всему, носила мать, еще несколько фотографий, преимущественно незнакомых людей, опять официальные документы и несколько писем, в основном нераспечатанных.

Всего писем было восемь. Судя по всему, они пришли в те три года, когда Агнес жила вместе с Бобом и Джун; одни были адресованы миссис Свэггер, другие — вдове сержанта Свэггера, третьи — просто Джун.

Боб распечатал их одно за другим. Бывший однополчанин Эрла выражал свои соболезнования и рассказывал о том, как Эрл спас ему жизнь на Гуадалканале. Школьная подруга Джун справлялась о ее здоровье и выражала свою благодарность. Администрация округа Гарланд прислала счет по уплате налогов (Боб вспомнил, что в 1984 году он наконец оплатил этот счет). Дочь полковника Уильяма О. Дарби, еще одного героя войны из Арканзаса, прославившегося во время высадки в Италии и погибшего во Франции, выражала свои соболезнования и предлагала моральную и даже материальную поддержку, если в том есть необходимость. «Ого, — подумал Боб, — вот и говори после этого о классе».

И наконец, нераспечатанное письмо со штемпелем почтового отделения Кенилуорта, штат Иллинойс, от 4 октября 1959 года, конверт из плотной бумаги кремового цвета с изящным тиснением, провозглашающим, что отправителем является Джон Г. Калпеппер, проживающий в доме 156 по Шеридан-роуд.

Аккуратно вскрыв конверт, Боб достал лист такой же плотной кремовой бумаги с фамилией и адресом Калпеппера, аккуратно отпечатанными вверху.

Уважаемая миссис Свэггер!

Я очень сожалею, что мое письмо опоздало. Лишь вчера я совершенно случайно узнал о том, что ваш муж трагически погиб четыре года назад. С самого конца войны я не поддерживал никаких отношений с морской пехотой. Однако, узнав об этом прискорбном происшествии, я счел необходимым выразить свои соболезнования. Эрл Свэггер был великим человеком, и он помог мне в тот день, когда я больше всего нуждался в помощи.

Я, молодой капитан морской пехоты, в силу обстоятельств был назначен командовать ротой «А» второго батальона 28-го полка морской пехоты во время сражения за Иводзиму. Сказать, что я не располагал достаточными знаниями и опытом для этой должности, было бы большим преуменьшением.

Решающий час настал в день «Д плюс два», как мы его называли, — через два дня после высадки. Моей роте было поручено взять штурмом прекрасно укрепленный рубеж обороны японских войск. Предоставленный самому себе, я погубил бы себя и, что гораздо важнее, своих людей, потому что, сказать по правде, я понятия не имел, что делать. Назначение в действующую армию я получил благодаря связям, потому что считал своим долгом воевать.

Так или иначе, из штаба полка в помощь мне был прикомандирован Эрл, первый сержант батальона. И он мне определенно помог!

Не сомневаюсь, вы читали наградной лист. Я горжусь тем, что написал его сам и приложил все силы к тому, чтобы он был одобрен. Лично я считаю это наивысшим достижением в своей — между нами — совершенно посредственной военной карьере. То, что совершил в тот день Эрл, несомненно, является одним из величайших подвигов в истории войн. Следя за его действиями со своего наблюдательного пункта внизу склона, я видел настоящего героя. Никто не сможет сказать, сколько японцев вели по Эрлу огонь, но он не колебался ни мгновения и в одиночку уничтожил опорный пункт. В тот день Эрл спас жизнь сотне наших солдат!

В любом случае, через несколько дней я получил ранение, положившее конец моим военным приключениям. Поскольку я не успел установить близкие отношения ни с кем из своих однополчан, то, попав в полевой госпиталь, я не оказался в центре внимания. В полном одиночестве, в отвратительном настроении я лежал в палатке, ожидая эвакуации. И тут меня навестил не кто иной, как легендарный первый сержант Свэггер! Я никогда не забуду этот день. В нашем батальоне на него смотрели как на бога, и вот он зашел ко мне.

Эрл сказал: «Ну, господин капитан, вижу, вас немного зацепило».

«Да, первый сержант, — ответил я. — Я отпрыгнул в сторону, а япошка, похоже, предвидел, что я поступлю именно так. Мое счастье, что он поторопился». (Ранение было в ногу.)