— Нас многое интересует, — сказал Краснов и вдруг добавил: Приезжайте к нам почаще, рассказывайте!

Краснов еще немного поговорил в том же духе, потом Маруся попросила:

— Расскажите, пожалуйста, как в вас стреляли?

— Мария! — строго одернул ее Батурин, однако на него не обратили внимания.

Девчата усадили солдата рядом с собой и заставили рассказывать. Рассказ был до обидного прост и скуп. Ничего особенного не произошло, двигался ночью по дозорке, освещал фонарем контрольную полосу, ну, и стрельнули с той стороны. Пуля над головой пролетела, ветку с дерева сорвала. Ну, он фонарь выключил, прилег, в оттуда еще стрельнули. Опять ветка упала. Ну, он, конечно, не отвечал на провокацию. Дождался майора Гусейнова, потом они искали пули в деревьях, но не нашли. Вот и все. В общем, неважный стрелок попался, а то бы «отдал концы».

— А зачем вы пули искали? — спросила Маруся после продолжительной паузы.

— Как зачем? Чтобы доказать ихнюю провокацию.

Девчата с восхищением смотрели на Краснова, а Батурин придвинул ему пачку «Казбека».

— Спасибо, — отказался Краснов и опасливо покосился на дверь: как бы не вошел командир.

— Курите, курите — улыбнулся Батурин, поняв опасения солдата.

Краснов закурил, но папиросу прятал в ладонь, огоньком внутрь.

— Что это вы так? — поинтересовался Батурин.

— Привычка.

— А-а!.. Интересно. Ну, а что еще вытворяют соседи?

— Камнями бросаются, затворами клацкают, кричат: «Стой, руки вверх!»

— По-русски?

— По-русски.

— Смотрите-ка! Выучили.

— Выучили, — спокойно ответил Краснов и пояснил с усмешкой: — В общем-то, это они все больше от страха. Когда ночью на сухую ветку наступишь или камешек пнешь.

Батурин вдруг почувствовал холодок в сердце.

Вошел майор Гусейнов. Краснов спрятал руку с окурком, потом попросил разрешения и вышел. А Маруся и Дуся набросились на майора с просьбой отправить их ночью в наряд и непременно на самый опасный участок. Это так интересно, так интересно, а они теперь все знают и не боятся.

— Товарищ майор, мы вас очень просим! — умоляюще заключила одна из девушек.

— Как, отправим, товарищ Батурин? — подмигнул ему Гусейнов, хотя лицо его оставалось серьезным.

— Этого еще не хватало! — озлился Батурин. — Девчата, прекратите! А если что случится?

— И ничего не случится, — обиделась Дуся.

— Вот увидите, не случится, — подхватила Маруся. — Мы посидим немного на пляже, посидим и вернемся.

— Посидим немного на пляже… — передразнил Батурин. — Что вам здесь, курорт?

— Смелые девушки, — похвалил Гусейнов и выжидательно посмотрел на Батурина.

— Разрешите, лучше я схожу! — вскочил тот со стула. — На берег, к урезу, а? Тряхну стариной, а!

Гусейнов немного подумал.

— Ну что ж, тряхните, — он перевел взгляд на Марусю и Дусю. — Не обидитесь, девчата?

Девчата тяжко вздохнули и смирились.

…Батурин долго не мог уснуть. Ворочался на узкой жесткой койке, прислушивался к гулким шагам в коридоре, к телефонным звонкам и все ждал, что вот сейчас что-нибудь случится.

Дежурный называл себя по телефону «анодом», а вызывал каких-то «чаек» и «бакланов».

— Анод слушает, — отвечал он на звонок, а потом долго и однообразно повторял: — Так… так… есть… понятно.

— Чайка, алло, чайка? — кричал он через некоторое время. — Ну, выловили корягу? Ноль два приказал прибуксовать к берегу.

Разговоры были непонятные и это еще больше взвинчивало Батурина. «Неужели я боюсь? — думал он и тут же успокаивал себя: — Пустяки! Не в таких переделках бывали. Держи себя в руках. Спи».

Но сон не приходил. Все-таки здорово, что он пойдет в наряд! Надо что-нибудь взять на память о границе. Подобрать несколько камешков там, на урезе, и привезти домой ребятишкам. Да, камешков, обязательно камешков…

С этой мыслью он и уснул.

Разбудили его в два часа ночи. Ему принесли солдатские сапоги и брезентовый плащ. Он облачился и пошел в канцелярию. Майор бодрствовал. Они выкурили по одной папиросе, потом майор проводил Батурина до крыльца. Там их ожидал солдат с автоматом. Гусейнов дал знак рукой, и они пошли.

После света глаза ничего не видели. Где-то неподалеку глухо шумело море. Солдат сразу куда-то исчез, и Батурин подумал, что если отстанет от него, то заблудится и пропадет. Пугаясь, почти наугад, он догнал его и пошел впритирку, чуть не наступая ему на пятки.

Постепенно глаза привыкли, и Батурин стал различать не только фигуру солдата, но и окружающие предметы. Вот миновали калитку, вот прошли мимо какой-то постройки, вот слева зачернели кусты. Солдат шел медленно, как бы нехотя, неслышно ступая на вытянутые носки. Очевидно, это и была знаменитая пограничная походка. Стараясь ступать легче, сдерживая дыхание, Батурин старался не потерять из виду плывшую впереди спину и не пнуть ногой какой-нибудь камешек. Но сапоги то и дело наступали на что-то хрустящее, в одном месте он запнулся о корень. Корень загудел как бубен. Солдат приостановился и взглянул на Батурина.

Они пошли дальше. Слышнее стал шум морского прибоя. Внезапно где-то сбоку, на берегу, заработал мотор и вспыхнул прожектор.

— Ложись! — шепотом приказал солдат.

Они упали рядом на теплую жесткую землю. Луч освещал море, но отсвет от него бледно озарял все вокруг. И Батурин вдруг увидел, что они находятся совсем рядом с заставой, там, где проходили вчера вместе с майором, Марусей и Дусей. Черт возьми, отвык старый солдат от ночных походов!..

Но вот луч потух, мотор заглох и стало еще чернее вокруг и таинственнее. Под ногами загремела галька, значит они вышли к пляжу. Тут из-за коряжины их кто-то тихо окликнул, солдат присел на корточки, и они о чем-то там пошептались.

— Ну как, все тихо? — услышал Батурин шепот своего провожатого.

— Тихо.

— И на нашей и на той стороне?

— Да.

Это был наш наряд. Проходя мимо коряжины, Батурин так и не различил рядом с ней человека.

Теперь они шли вдоль пляжа, к пограничным вешкам. Оглушительно гремела галька, от этого грома некуда было деться, куда бы ни ступила нога. Они шли к самой границе, и впереди них, наверное, уже не было никого.

«Пуля над головой пролетела, ветку на дереве срезала», — вспомнил Батурин слова Краснова.

И еще о чем-то он хотел вспомнить, но никак не мог. Какая-то мысль временами не давала ему покоя, но тут же ускользала, вытесняемая оглушительным грохотом гальки. И тогда его охватило ощущение беззащитности. Самым скверным в его положении было то, что он не знал, как действовать, если что-нибудь случится. И плохо, что при нем не было оружия. Но он шел и шел, потому что рядом с ним шел солдат.

Вот солдат припал на четвереньки, пополз куда-то в сторону, и Батурин последовал его примеру. Тут их снова тихо окликнули, и солдат