жаль! Потому что как раз с другой стороны к тому месту, где Заяц устроил свою хитроумность, приближался… медведь!

Беда!

Те, кто видел медведей только на фантике знаменитой конфеты, а слышал о них только в сказках, думают, что это большие и неповоротливые существа. Прошу вас, не заблуждайтесь! То есть медведи действительно большие, и даже очень. А вот что касается их якобы неповоротливости – это уж извините! Медведи исключительно ловкие звери. А двигаются они так, что понапрасну не потревожат ни одной веточки, зазря не помнут ни одной травинки.

Вот и медведь, о котором идёт речь в нашей истории, тоже был очень ловок и даже грациозен. Он двигался по лесу бесшумно, словно тень.

Но только это была очень могучая тень!

Само собой, верховный судья и староста этих мест Михайло Медведич Потапов мог бы идти, как ему вздумается – всё крушить на своём пути, хрустеть ветками, валявшимися под ногами, сшибать головки цветам, если они, на его взгляд, недостаточно низко ему поклонились.

Но Михайле Медведичу не хотелось быть грубияном, наоборот – он чувствовал, что должен подавать пример другим жителям этой местности.

В таком вот, можно сказать, приподнятом настроении господин Потапов вышел на поляну, где орудовали Овцебык и Заяц. Они были так увлечены работой, что буквально ничего не замечали.

– А ну-ка давай ещё слой заделаем для полной маскировки! – командовал Заяц. – Потому что лисы… Да ты и сам должен всё о них знать!

«Какие лисы, что за лисы?» – подумал Потапов. И продолжал тихо идти к Игнатию и Барону Банановичу. Наконец Потапов решил, что это всё же не совсем удобно – вот так подкрадываться. И кашлянул, чтобы просто обратить на себя внимание. Заяц резко обернулся. Но язык у него – о горе! – отнялся, потому что Михайло Медведич уже занёс ногу…

– Бе-бе-бе! – возопил Овцебык. – Ме-ме-ме!

На самом-то деле он хотел крикнуть: «Беда! Место опасное!», но от волнения… эх, чего только не случается от волнения!

Михайло же Медведич спокойно продолжал свой путь. Но только, к сожалению, недолго. Потому что занесённая им нога ступила на тот самый хворост… «Ой, – успел подумать Потапов, – что это со мной происхо…»

И бухнулся в яму!

Чего не печатают в книжках

Когда все ветки, сухие листья, еловые иголки и прочая лесная труха, которыми была замаскирована яма, свалились на голову господину старосте, он взревел! Да так ужасно, так страшно, что Заяц… нет, он не упал в обморок, потому что, если б зайцы падали от страха в обморок, их бы давно всех съели! Однако он очень-очень испугался, прыгнул за куст, мечтая остаться там навсегда или, по крайней мере, до тех пор, пока это всё не прекратится.

Но как достаточно разумный зверь, Игнатий понял: это не спасение, не выход. Надо Михайле помочь… Может, ещё и награду заслужишь. А потому он выступил вперёд, склонился над ямой и сказал приветливо, скромно и с почтением:

– Добрый денёк, Михайло Медведич…

– Вы что тут натворили, а?! – взревел хозяин леса.

Барон в это время просто потерял дар речи. Он даже бекать и мекать словно бы разучился, чего с существами его породы, кажется, никогда не случается. Попугай Красавцев затаился среди сосновых лап и временно перестал дышать.

Заяц понял: расхлёбывать всё придётся ему – больше-то некому. Но как же быть? Начать рассказывать про ужасное рэкетирство[1] подлого лиса и про его, Зайца, хитроумный план…

Да вы только представьте, сколько на это уйдёт времени! И потому Заяц просто сказал голосом скромного, но великого героя:

– Михал Медведич, позвольте мне вас спасти!

А господин Потапов уже более-менее освоился в яме. По крайней мере, он понял, что самостоятельно ему отсюда не выбраться. Не хотелось, конечно, ронять достоинство старосты и верховного судьи.

Но и сидеть в этой… дыре тоже отнюдь не хотелось! И он сказал спокойным, величественным голосом:

– Что ж, не возражаю, спасай…

А Заяц ведь помнил, как он вытащил из ямы Барона Овцебыка, и подумал, что сейчас то же самое сделает и с Михайлой Медведичем – какая разница-то, верно?

Оказалось, однако, что совсем не верно: разница именно была и очень даже значительная! Когда Заяц бросил пленнику ямы верёвочный конец, а тот… даже и не полез, а только взялся за верёвку, Игнатий сразу понял: секунда – и он сам окажется в яме: слишком у них со старостой Потаповым были разные, как говорится, весовые категории!

И поэтому бедный балалаечник истошно заорал:

– Стоп! Стоп! Отставить!

А Михайло, между прочим, когда-то служил во флоте старшиной второй статьи. Поэтому, услышав команду: «Отставить!», бывший моряк сразу отпустил верёвку и стал по стойке «смирно».

Это ужасно понравилось Игнатию Зайцу, он сразу приободрился, приосанился. Принял свой обычный самоуверенный вид. Крикнул Барону, который всё ещё пребывал в полуобморочном состоянии:

– Ты будешь делом заниматься, в конце-то концов?!

Они взялись за верёвку, попробовали потянуть, но куда там – Михайло Медведич оказался куда тяжелее их обоих. И даже если бы прибавить сюда Попугая Красавцева, а также и Тихона Собакина, Ивана Петуха, Куру – всё равно ничего не получилось бы… Вот так история!

– Тут нужен подъёмный кррран! – веско сказал Попугай, который наконец пришёл в себя…

Эх, горожане! Ничего вы не понимаете в сельской жизни. Ну, откуда здесь, в самом деле, взяться подъёмному крану!

Игнат Раскосович хотел это всё сказать Красавцеву. Но тут ему в голову пришла такая умная мысль, что он чуть не подпрыгнул до потолка. Хотя в лесу потолков ещё меньше, чем подъёмных кранов.

– А ну-ка дай сюда верёвку! – строго сказал он Овцебыку. Потом, совсем уже другим голосом обратился к пленнику: – Михайло Медведич, одну… буквально одну минуточку! Вы ведь, кажется, служили в десантных войсках?

– Было дело… в морской пехоте, – не без гордости отвечал Потапов. – Служил и даже получал поощрения от начальства! Помнится, был у нас один Слон…

Заяц же, нисколько его не слушая, привязал свой конец верёвки к здоровенной сосне, на которой, между прочим, продолжал сидеть Красавцев.

– Извините, Михайло Медведич, что перебиваю ваш исключительно интересный рассказ. А ну-ка, проявите свою боевую выучку!

«Надо же, как он умно рассудил! – тяжело ворочая рогатыми мозгами, думал Овцебык. – Уж такое дерево не то что этого медведя, оно и его командира Слона выдержит!»

Барон Бананович рассудил совершенно правильно… да только не совсем!

Потапов взялся за верёвку – по правде говоря, он волновался слегка: а вдруг не вылезет, ведь уж столько лет без серьёзной тренировки! Красавцев, который сидел на сосне, подумал… не то чтобы со страхом, но всё же с чем-то на это похожим: «А вдруг у дерева корни слабые?.. Надо бы перелететь от греха…»

Но дерево-то как раз выдержало! А вот верёвка… Сперва она натянулась, как струна, потом заскрипела каким-то странным скрипом,