— Я понимаю.

— Восприятие Павла заключается в том, что вера, pistis, обладает способностью, абсолютной способностью, уничтожить грех. Из этого-то и исходит свобода от Закона. Уже не требуется верить, что спасение достигается следованием формально оговоренному кодексу — моральному кодексу, как его называют. Именно против такой точки зрения, согласно которой человек спасается приверженностью весьма запутанной и сложной системе морального кодекса, Павел и взбунтовался. Это была точка зрения фарисеев, и именно от этого он и отвернулся. Это-то и есть христианство, вера в Господа нашего Иисуса Христа. Праведность через благодать, а благодать исходит через веру. Я хочу прочесть тебе…

— Да, — прервала я его, — но в Библии говорится, что прелюбодействовать нельзя.

— Прелюбодеяние, — немедленно отреагировал Tим, — это сексуальная неверность со стороны человека, состоящего в браке. Я больше не женат, Кирстен уже не замужем.

— Вот оно что, — кивнула я.

— Седьмая заповедь. Которая относится к неприкосновенности брака. — Тим отложил Библию, прошел через комнату к огромным книжным полкам и выбрал том с синим корешком. Затем вернулся, открыл книгу и пролистал ее страницы. — Позволь мне процитировать слова доктора Герца, покойного главного раввина Британской империи. «Касательно седьмой заповеди. Исход, глава двадцатая, стих тринадцатый. «Прелюбодеяние. Суть презренное и богопротивное преступление». Филон.[29]Эта заповедь против супружеской неверности предостерегает мужа и равным образом жену от оскверняя священного Соглашения о супружестве». — Дальше он прочитал про себя и затем закрыл книгу. — Думаю, Эйнджел, у тебя достаточно здравого смысла, чтобы понять, что Кирстен и я…

— Но это опасно, — настаивала я.

— Езда по мосту «Золотые Ворота» тоже опасна. Знаешь ли ты, что такси запрещено — запрещено самой таксомоторной компанией, а не полицией — ездить в левом скоростном ряду «Золотых Ворот»? Что они называют его «рядом самоубийц». Если водителя поймают там, его уволят. Но люди ездят в левом ряду «Золотых Ворот» постоянно. Хотя это неудачная аналогия.

— Да нет, вполне удачная.

— Ты сама ездишь в левом ряду «Золотых Ворот»?

Помолчав, я ответила:

— Иногда.

— А что если бы я заявился к тебе, усадил и начал читать лекцию об этом? Не пришло бы тебе в голову, что я обращаюсь с тобой как с ребенком, а не со взрослым? Ты следишь за тем, что я говорю? Когда взрослый делает что-то, что ты не одобряешь, ты обсуждаешь этот вопрос с ним или с ней. Я охотно обсужу с тобой свои отношения с Кирстен хотя бы потому, что ты моя невестка, но еще более потому, что ты та, кого я знаю, о ком забочусь и кого люблю. Думаю, что вот это-то и есть основной термин. Это ключ к суждению Павла. «Agape» по-гречески. На латыни — «caritas», из которого происходит наше «caring», «забота, беспокойство за кого-то». Как ты сейчас беспокоишься обо мне, обо мне и своей подруге Кирстен. Ты заботишься о нас.

— Именно так, — ответила я. — Поэтому я здесь.

— В таком случае забота для тебя важна.

— Да. Несомненно.

— Можешь называть это «agape», можешь «caritas», «любовь» или «забота о другом человеке», но, как бы ты ни называла это… Позволь мне прочесть из Павла. — Епископ Арчер вновь раскрыл свою огромную Библию. Он перелистывал страницы быстро, точно зная, какое место ему нужно. — Первое послание к Коринфянам, глава тринадцатая. «Если я имею дар пророчества, и знаю…»

— Да, ты цитировал это в «Неудаче», — прервала я его.

— И я процитирую это снова, — сказал он оживленно. — «И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы». А теперь послушай вот это. «Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем. Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое».[30]

Вдруг на его столе зазвонил телефон.

Епископ Арчер раздраженно отложил открытую Библию.

— Извини, — сказал он и направился к телефону.

Пока я ждала, когда он закончит разговор, я просмотрела отрывок, который он читал. Он был мне знаком, но по Библии короля Якова. Эта Библия, поняла я, была Иерусалимской.[31]Прежде я ее никогда не видела. Я прочитала с того места, где он остановился.

Закончив разговор, подошел епископ Арчер.

— Я должен идти. Меня ждет Епископ Африканский, его только что привезли из аэропорта.

— Здесь говорится, — заметила я, держа палец на стихе из его огромной Библии, — «мы видим как бы сквозь тусклое стекло».

— Здесь также говорится: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».[32]Я хотел бы обратить твое внимание, что это суммирует kerygma[33]Господа нашего Иисуса Христа.

— Что, если Кирстен всем расскажет?

— Думаю, ее можно считать здравомыслящей. — Он уже дошел до двери своего кабинета. Я машинально встала и пошла за ним.

— Она ведь сказала мне.

— Ты — жена моего сына.

— Да, но…

— Прости, но я действительно должен бежать. — Епископ Арчер закрыл и запер за нами кабинет. — Да хранит тебя Господь. — Он поцеловал меня в лоб. — Мы хотим пригласить тебя, когда устроимся. Кирстен сегодня нашла квартиру в Злачном квартале. Я ее еще не видел. Я предоставил поиски ей.

И он ушел, оставив меня стоять там. Он сделал меня по терминологии, дошло до меня. Я перепутала прелюбодеяние с блудом. Я таки забыла, что он адвокат. Я заходила в его огромный кабинет, имея что сказать, но так и не сказала. Я зашла умницей, а вышла дурой. И ничего между ними.

Быть может, если бы я не курила травку, то могла бы спорить лучше. Он выиграл, я проиграла. Нет. Он проиграл, и я проиграла. Мы оба проиграли. Вот дерьмо.

Я никогда не говорила, что любовь — это плохо. Я никогда не нападала на «agape». Не в этом была суть, бл***ая суть. Не попадаться — вот суть. Привинтить ноги к полу — вот суть. К полу, который называется реальностью.