– Но в действительности я ведь не хотела становиться такой, когда загадывала желание! – упиралась я.

– Правда? – спросила Люси, отступая на шаг. – На шестнадцать лет я загадала машину, а получила компьютер. Глядя на тебя, я думаю, надо было усерднее желать.

Ее слова меня рассмешили. Внучка была права. Ради чего я отказываюсь от этой возможности? Кто я такая, чтобы воспользоваться таким подарком? Черт с ней, с Барбарой. И с Говардом тоже. И – хотя от этой мысли мне становилось неловко – черт с ней, с Фридой. Могу я хоть один проклятый день уделить себе и посумасбродничать? Я хотела жить для себя. Я хотела жить так, как живут двадцатидевятилетние.

– Ты мудрая девочка, – улыбнулась я внучке.

– Вся в бабушку, – улыбнулась та в ответ и обняла меня.

– Что ж, заметано, – сказала я. – Но только на один день. И все тут. Я куплю еще свечек, сегодня в полночь зажгу их, и завтра это покажется сном.

– Я не собираюсь с тобой спорить. – Люси подняла руки, показывая, что сдается. – Я прошу всего один день – в твоей и моей жизни, и только.

Она взяла меня за руку:

– Пойдем.

Люси подвела меня к парижскому зеркалу. Мы стояли и смотрели на двух молодых девушек в отражении.

– Взгляни на себя, – сказала она. – Только посмотри, какая ты красавица.

– Вылитая ты, – отозвалась я, утирая слезы.

И мы долго стояли перед зеркалом, сравнивая наши лица.

– Я никогда не осознавала, насколько мы с тобой похожи, – сказала Люси. – По старым фотографиям ни за что не догадаться.

– Да нет же, можно догадаться! – воскликнула я. – Посмотри на линию подбородка – точь-в-точь как у меня. Посмотри на свои скулы.

– Эй, а ты выше меня, – заметила она. – Вчера я была выше тебя.

– И правда! Должно быть, я усохла с годами.

– Хочешь сказать, что с возрастом усыхаешь?

– Скорее, съеживаешься, – посетовала я. – Люси, я тебя только об одном прошу: пожалуйста, пей молоко. Для костей нет ничего лучше.

– А я думала, самое лучшее – на солнышке греться, – сказала она шутливо.

– О нет, никогда не сиди на солнце! – ответила я со всей серьезностью. – С солнцем не шутят. Люси, для кожи это ужас что такое. Бедная моя подруга Гарриет, если бы не эти злокачественные меланомы…

– Знаю, ты мне тысячу раз рассказывала, – сказала она, жестом заставляя меня замолчать. – Я шучу.

– Вот видишь? Я действительно твоя бабушка.

– Может, ты и права. – Она рассмеялась. – Может, провести с тобой целый день – не самая лучшая идея.

– Ну вот, – отозвалась я, – сама меня убедила, а теперь, оказывается, я для тебя обуза на целый день.

– Господи, ба, я же не серьезно!

– Ладно, давай запишемся к твоему парикмахеру. Не хочу идти к своему, он только и умеет, что красить волосы в голубой. Потом пообедаем, потом белье, а потом, – тут я хихикнула, – потом, может, подцепим каких-нибудь симпатичных мальчиков.

– Фу!

– Это мой день.

– Ладно, как скажешь, – пожала она плечами.

– В конце концов, – я снова посмотрела на себя в зеркале, – сегодня я дам волю своему эгоизму, и все будет по-моему.

– Вот теперь ты говоришь как человек моего поколения! – объявила она.

– Базара нет, – рассмеялась я.

– Моя бабушка употребляет такие словечки? – Люси потрясенно уставилась на меня.

– Ой да ладно, это только верхушка айсберга. Сегодня ты узнаешь обо мне много нового. А теперь пойдем, – сказала я, – нас ждет насыщенный день. Золушка вернется в полночь!

Фрида Фридберг постоянно обо всем беспокоилась.

Она считала, что обязана этим своей матери, Ханне: неистовство, с которым та каждое утро будила ее в школу, вселило во Фриду страх на всю оставшуюся жизнь.

– Фрида? – шепотом звала мать, на цыпочках входя в спальню дочери.

– Фрида? – повторяла она чуть громче.

– Фрида! – пронзительно кричала она. – Ты опоздаешь в школу, никогда не получишь образования и не выйдешь замуж за приличного мужчину!

Уже пятьдесят лет, как матери Фриды нет на свете, но до сих пор каждое утро ее пронзительный высокий голос врезается в уши и пронзает ее в самое сердце. Фрида не была без ума от своей матери, но она никому в этом не признавалась, ни своему покойному мужу Солу, ни, разумеется, своей лучшей подруге Элли. В отличие от Элли Фрида никогда не делилась такими вещами. Элли не сумела бы сохранить секрет, даже если бы постаралась. А Фрида держала все в себе.

И все же она не могла отрицать, что постоянно беспокоилась, и это утро не явилось исключением.

Сегодня по телефону голос у Элли был взволнованный. Она задавала какие-то дикие вопросы. Может, так и начинается болезнь Альцгеймера? Ох, боже упаси. Вот она и отправилась проведать Элли. Они жили в одном здании, а спуститься на лифте на пару этажей, чтобы убедиться, что с ее подругой все хорошо, совсем не трудно. Однако вместо Элли в квартире обнаружилась ее внучка, Люси, и еще какая-то женщина, которую Люси назвала своей двоюродной сестрой. Фрида понимала, что никакой сестры и в природе не существует. Фрида знала Элли всю ее жизнь, все семьдесят пять лет, так что эта молодая женщина никакая не родственница. Фрида даже спросила, не из Чикаго ли та приехала, хотя ей было прекрасно известно, что никто из семьи Элли никогда не жил в Чикаго. Девушка проглотила наживку и ответила утвердительно: да, из Чикаго. Хотя, надо признать, она очень походила на молодую Элли. Но и это могло быть простым совпадением.

Фрида почуяла: что-то тут неладно. Эта женщина, наверное, медсестра или, того хуже, социальный работник, которую пригласили, чтобы помочь семье решить, как быть с Элли. Люси, скорее всего, скрыла это от Фриды из опасения, что та не перенесет новость. Как Фриде жить без Элли? Элли была ее самой горячо любимой подругой, практически сестрой.

Никто не умел делать поспешные выводы быстрее, чем Фрида. Она пошла по привычному пути: начала беспокоиться.

При этом другая часть сознания, более здравомыслящая часть, убеждала ее, что Элли, возможно, и вправду поехала к Барбаре, как и сказала Люси. Это легко выяснить: надо всего только позвонить Барбаре. К тому же она все равно собиралась звонить Барбаре, поблагодарить за прекрасный вечер в честь семидесятипятилетия Элли. Никто и не заподозрит, что она беспокоится о подруге. Прекрасный предлог. Тогда, если Элли окажется там, как и сказала Люси, волноваться не о чем, дело закрыто, едем дальше. Так или иначе, у нее еще достаточно забот на сегодня. Надо вернуть в магазин помятый персик. А потом, наверное, зайти в ту кофейню на Волнат-стрит. Фрида никогда не брала в этой кофейне кофе. Какой человек в здравом уме потратит три доллара на чашку кофе, которую можно приготовить меньше чем за десять центов? Ее манили кучки пакетиков с заменителем сахара, которые так и взывали: бери – не хочу. Запасы Фриды подходили к концу.