– Да ладно тебе, – смутилась Бреславская, поправляя короткие черные волосы.

– Что за экземпляр такой, на которого наша Симочка обратила внимание? – приподнялась на локте Даша.

– Черненький, высокий, худенький и в таких же, как у нашей красавицы, очках, – прокомментировала Марина. – Очки к очкам, так еще моя бабушка говорила.

– Перестань, Машка, всему есть предел! – Сима покраснела от негодования.

– Не собираюсь ссориться в первый день нашей райской жизни. И вообще я жутко хочу есть. Обед предполагается только часа через два. Не попить ли нам чайку с домашними вкусностями?

– Такой резкий переход от лирики к чревоугодию, – удивленно подняла брови Даша. – Как ты можешь?

– Ты ничего в этом не понимаешь, – отмахнулась Марина, доставая из сумки кипятильник. – Это у меня привычка – хорошо поесть после страсти или в ее предвкушении. Незванов вообще становится жутким обжорой после секса, ест, как слон, куда только помещается. Где наша большая кружка? Я займусь общественно полезным делом. Надеюсь, от крепкого чая никто не откажется?

– Завари, подружка, покрепче, чтобы наши мозги встали на место. Обед не за горами. Мы должны войти в столовую без написанного на лице здорового чувства голода. А тебе, Столярова, вообще нужно подумать о выражении своего лица, чтобы на твоем лбу не было видно отпечатка: «Хочу трахаться!»

Ответом на это обращение Бреславской была тишина, в которой блеснула улыбка Марины. Ей было жаль своих праведных подружек, не испытавших того, в чем она уже давно знала толк. Столярова обвела Дашу и Симу снисходительным взглядом, подумав, что они напрасно лишают себя стольких удовольствий во имя какой-то идеалистической идеи любви к единственному и неповторимому. Марина была уверена, что такого не бывает. Она однажды попробовала нести эту нелегкую чашу – расплескала почти все, а остаток вылила по собственному желанию. Слишком непросто получить то, чего требует твоя просыпающаяся после детского сна душа.

Она всегда знала, что родилась не вовремя. Об этом каждый раз напоминала мамина бабушка. Родители были слишком молоды, чтобы нести груз ответственности еще за одного маленького, нуждающегося во внимании человечка. Они между собой едва находили общий язык. Но девочка уже родилась, и нужно было как-то мириться с ее существованием. Выход нашелся очень простой – малышка перешла в полное распоряжение бабушки Зои, живущей в небольшой деревеньке, в нескольких десятках километров от ничем не примечательного провинциального городка, в котором родилась Марина. Родители словно забыли о ее существовании, успев развестись и вскоре создать новые семьи, в которых не было места маленькой кареглазой девчушке. Отец уехал, не пожелав проститься с нею. Расставание не рвало его сердце на части. Уехал – и забыл, на всю жизнь, без сожаления.

Прошло время, Марину познакомили с рыжим полноватым мужчиной, которого она по желанию могла называть папой или Петей. Для пятилетней девочки это стало событием. Раньше все ее вопросы о папе разбивались о бабушкино недовольное ворчание, из которого ничего нельзя было толком понять, а теперь вот он – стоит, улыбается и смотрит на нее. Очень хотелось спросить у него, не исчезнет ли он снова, но Маринка побаивалась сказать что-то не к месту. Все были такие веселые, довольные, вдруг она все испортит. В деревне ее постоянно дразнили байстрючкой, поэтому появление папы, пусть непривычного, с хрипловатым, пугающим голосом, обрадовало девочку. Взяв за руку, Марина гордо провела его по главной улице. Взрослые с интересом смотрели им вслед, отвечая на приветствия. Мальчишки висли на заборах, провожая их удивленными взглядами. Получалось, что теперь вовсе не было повода обзывать эту черноволосую егозу с косичками. Разочарование не могло длиться долго – мало ли осталось занятий у неугомонных сорвиголов?

После экскурсии по селу всех ждал приготовленный бабой Зоей обед. Приняв приличную дозу горячительного, новый папа Петя пообещал удочерить черноглазую девчушку, вызвав умиление у всей женской половины, кроме Марины. Она, не совсем понимая, о чем идет речь, улыбалась, видя, как радуются мама и бабушка. Он хотел казаться лучше, чем был на самом деле, реально он пока не чувствовал привязанности к Марине, которая, по словам жены, была точной копией своего проходимцаотца. Может быть, из-за этого и сама Татьяна не горела желанием видеться с дочкой? Сколько раз Петр хотел проведать девочку, познакомиться и дать возможность поскорее свыкнуться с его существованием. Он думал, что нужно сделать это пораньше. Может быть, девочка и не вспомнит потом, что было в ее жизни столько лет без отца и матери, – кому такие воспоминания согреют душу? Жена согласно кивала – «обязательно проведаем», но поездка все откладывалась, откладывалась. Дочка была напоминанием о непоправимой ошибке юности. Кому же охота оглядываться на те времена, когда ты поступил опрометчиво, глупо?

Но Петр твердо решил дать Марине свою фамилию. Он делал это вначале даже не для нее – он был уверен, что это повлияет на отношения между ним и мамой девочки, Татьяной. Любовь к ней делала его безумным. Он всегда был неравнодушен к этой высокой всегда улыбающейся молодой женщине, еще тогда, когда она была замужем за отцом Марины. Он сгорал от ревности, стараясь не показывать этого. Маленький городок – вселенские страсти! Другие женщины не интересовали его. Он ждал, словно всегда знал: она будет принадлежать ему, а он сделает ее счастливой. Обязательно сделает, ведь ради этого он готов свернуть горы.

Ему казалось, что эта красивая женщина играет им, и согласилась стать его женой назло недавно женившемуся бывшему мужу. Что там говорить, раньше она проходила мимо него, даже не глядя в его сторону. Ее ослепительная улыбка сводила Петра с ума, но ни разу она не была обращена к нему. В маленьком городке не бывает ничего тайного. Любые секреты становятся достоянием горожан практически одновременно с их появлением. И когда Татьяна Дроздова вышла из небольшого здания местного суда, Петр ждал ее на высоком крыльце с резными деревянными перилами, выкурив не один десяток сигарет. Она удивленно подняла густые брови, заметив, что он поднялся ей навстречу. Женщина оглянулась – рядом никого: она слишком долго сидела в одиночестве в пустом зале после оглашения решения суда о расторжении брака. Сидела, боясь пошевелиться, словно любое ее неосторожное движение могло дать обратный ход случившемуся. Она боялась этого. Никогда она не захочет больше выйти замуж. Нет на свете мужчины, которого она полюбит, а без любви что за жизнь? Не верит она никому, и никто ей не нужен, даже дочка, которую она не видела уже несколько месяцев. Молода она еще. Один раз сглупила – выскочила замуж за бравого вояку, который потом только тем и занимался, что пил и бил ее своим армейским ремнем. Сначала прощала, а потом надоело. Не всю жизнь-то с синяками ходить. А старухи в зале смотрели на нее осуждающе – десятилетиями терпят побои и унижения от муженьков. Может, им уже и скучно без этого? Нет, для себя она хочет другой участи. Угораздило же ее так испортить себе молодость…

Татьяна медленно приближалась к этому странному высокому мужчине с покрасневшим напряженным лицом. Чего ему-то нужно? Кажется, он тоже был в зале суда, смотрел искоса, вслушиваясь в каждое произносимое слово. Какой он смешной, как в песне о рыжем Антошке. Наверное, и он любитель выпить без закуски и на пьяную головушку устроить домочадцам головомойку. Что же это он так смотрит своими голубыми глазищами, прямо пробирает до сердца, до печенок. Решив не останавливаться, Татьяна не спеша спускалась по ступенькам крыльца. Когда она поравнялась с Петром, он резко взял ее за руку.