Иноземцев работал в городской больнице в гнойном отделении и постоянно жаловался всем на свою «лошадиную работу и безденежье». Чтобы пресечь разговоры о работе, Юля вновь спросила его о женитьбе.

– Нет, я еще не нагулялся. А чтобы гулять, нужны деньги. А денег нет. Я вот смотрю на тебя, ты не подумай, что я тебе завидую, но мне, мужику, стыдно, что я езжу на трамвае, а ты раскатываешь на такой шикарной машине…

– Ты неисправим, Иноземцев… Ты же хороший хирург, почему бы тебе не повысить свою квалификацию и не перейти из твоего гнойного в настоящую операционную… – Юля вздохнула и уже пожалела о том, что пригласила его за свой столик.

– Я тебя раздражаю? – Заплывшие жиром глазки Сережи Иноземцева смотрели на нее жалобно. – Хорошо, я больше не буду… Давай тогда лучше поговорим о деле… Мне вот бабушка оставила наследство, а ходить по комиссионкам что-то не хочется…

– Ты что, Сережа, решил предложить мне бабушкино старое пальто с карманами, набитыми нафталиновыми шариками? – Юля отодвинула от себя тарелку и прикинула: если сейчас он не уймется, то остатки салата полетят в круглое лицо хирурга-неудачника.

– Не совсем пальто… – С этими словами Сережа достал из недр своих необъятных шелковых белоснежных брюк кольцо, при виде которого у Юли сильно забилось сердце.

– Да это же сапфиры с бриллиантами… Ах ты, поросенок, все прибедняешься, а у самого карманы провисают под тяжестью бриллиантов… Да это же просто чудо что за колечко!.. Хорошая у тебя была бабушка, ничего не скажешь… Это колечко четверть моей машины стоит.

– А я что говорю?! А ты поди снеси его в ювелирный комиссионный, там за него и гроша ломаного не дадут…

– Это ты зря. Его хорошо оценят и, главное, быстро купят.

Но она уже знала, что купит его. Если не сегодня, то уж завтра – это точно.

– Нравится? А ты примерь, – искушал ее Иноземцев и даже привстал со своего места, чтобы самому надеть колечко на Юлин палец. – Красотища, скажи! Возьмешь?

– Возьму, чего уж там… Сколько просишь?

– Я не изверг какой – тридцать тысяч, и он твой.

– Понятно. Тогда можешь прятать свое колечко обратно в карман.

– А сколько же ты хотела? Кто мне только что сказал, что оно стоит четверть твоей машины?

– Это я погорячилась. Три тысячи… рублей, само собой, а то еще подумаешь, что баксов… Причем ты получишь их прямо сейчас…

Кольцо по-хорошему стоило шесть тысяч, и у Юли в сумке лежали шонинские деньги, из которых она могла бы взять, с тем чтобы вложить туда свои вечером. Искушение было велико, но не поторговаться с Иноземцевым она тоже не могла – это было еще одно искушение.

– Три? Да это же самый настоящий грабеж… Двадцать пять…

Юля ждала и молча ела, держа свою цену, а в это время Сергей, пыхтя и потея, вел классический торг, называя каждый раз новую цену и пытаясь по выражению лица Юли определить ее реакцию на очередную цифру, постепенно все же сбавляя по полтысячи и злясь на себя за свою слабость.

– Десять, – выпалил он наконец и, шумно выдохнув, чуть ли не лег щекой на столешницу. – Это моя последняя цена.

– Три – и точка.

– Давай кольцо назад… – Он протянул руку, а свободной достал из кармана большой носовой платок и промокнул им лоб. – Не хочешь – не надо.

– Шесть. – Юля спокойно, не снимая кольца и не обращая внимания на протянутую руку, достала из сумочки тысячу долларов и губную помаду с пудреницей. Доллары она положила прямо перед собой на стол, а помадой принялась подкрашивать губы, смотрясь в зеркальце пудреницы.

Вид денег подействовал на Иноземцева незамедлительно.

– Здесь не хватает тысячи рублей…

Юля без слов добавила.

– У тебя всегда в сумке так много денег? – полюбопытствовал уже успевший остыть от торгов, успокоившийся и, можно даже сказать, удовлетворенный сделкой Иноземцев, деловито рассовывая деньги по карманам.

– Почти. Работа такая. Надеюсь, кольцо действительно бабушкино, а не досталось тебе в результате ампутации пальца какой-нибудь состоятельной барышни?

– Ну и шуточки у тебя, Земцова… – покачал головой Сережа и тяжело поднялся со стула. – Тебе сейчас в какую сторону? Может, подвезешь?

– Мне на Беговую…

– А мне, как нарочно, в противоположную сторону…

Юля едва скрыла радость по поводу «противоположной стороны», попрощалась со словоохотливым и приставучим Иноземцевым и, так и не выяснив для себя, утолила ли она свой голод, села в машину и тут же связалась со Щукиной.

– Надя, это я. Как настроение?

– Так себе… Хандра продолжается. Крымов о тебе спрашивал…

– Значит, так. Найди человека, который прямо сейчас обошел бы все центральные магазины, где продаются шляпы от солнца, и спросил, когда и во сколько там могли видеть Таню Орешину. Ее фотографию найдешь в моем кабинете, в столе, – размножь и одну дай человеку.

– Тебя Сашок, дружок Шубина, устроит?

Речь шла о молодом парнишке, который в основном работал на Шубина и добывал для него информацию преимущественно с помощью своих сильных длинных ног и огромного желания помочь следствию. Он обожал своего наставника и готов был расшибиться в лепешку, только бы не разочаровать его. Закончив школу, он готовился к вступительным экзаменам в юридический.

– Я не уверена, что у него сейчас есть время… Он же готовится…

– Да он сам звонил мне и вчера, и позавчера и спрашивал, не приехал ли Шубин и нет ли для него какой работы…

– Тогда звони ему, вызывай, отдай фотографию и можешь для связи дать ему сотовый. Пусть почувствует себя мужчиной… Да, не забудь сообщить ему мой телефон… Я буду ждать его сообщения на квартире Орешиных. Да, чуть не забыла… девочка была одета в шорты кремового цвета, красную майку без рукавов, а на шее золотая цепочка с кулоном в форме сердечка… Может, кто и вспомнит…

Орешины жили на Беговой, в трехэтажном светлом, оштукатуренном доме с лепными симпатичными мордами львов на фасаде. В таком доме не живут простые смертные. Значит, должность директора картонажной фабрики в этом городе чего-нибудь да стоит… Хотя что, кроме театральных декораций, картона и прочей чепухи, может выпускать подобная фабрика? Разве что печатать фальшивые деньги…

Думая бог знает о чем, Юля поднялась на второй этаж и позвонила в дверь. Она услышала шаги в глубине квартиры задолго до того, как дверь распахнулась и она увидела миниатюрную Галину Викторовну в том же самом костюме, в каком видела ее утром. Словно несчастной и перепуганной насмерть женщине и в голову не могло прийти, что стоит переодеться и немного расслабиться хотя бы дома… Могла существовать и еще одна причина, по которой Галина Викторовна так и осталась в своем рабочем костюме: у нее уже были и что-то сказали…