Едва, как мне показалось, я сомкнул вежды, меня возбудила Иоанна — и я употребляю сию словоформу с прецизионной точностью. Я открыл глаз.

— Ты принесла чаю? — спросил я.

— Конечно же, нет. Смешной ты, Чарли.

— В таком разе — НЕТ, и позволь тебе напомнить о судьбе тети Мэйбл и дяди Фреда, которые чувств лишились до обеда[53].

— Чарли, уже не утро, уже второй час. И ты сам прекрасно знаешь, что до обеда ты ничего не ешь.

Я бежал в душевую, но — недостаточно споро, Иоанна успела проникнуть в нее тоже. Мы разыграли исторически верную реконструкцию «Последнего рубежа Кастера»[54]. Впоследствии я обнаружил, что времени все равно только половина двенадцатого, — очень скверно, если собственная жена вам лжет, не находите?

Затем Иоанна отвезла нас в Гори на Востоке Острова — на ланч-сюрприз в «Швартовах», где очень хороши моллюски. Она не переставала встревоженно поглядывать на меня, словно бы опасаясь, что я могу лишиться чувств прямо за столом. По пути домой, в силу какой-то непонятной, чисто американской причины, она остановилась и купила мне огромную бутыль мультивитаминов.

Джок еще не вернулся. Мы с Иоанной посидели на лужайке, потягивая на солнышке рейнвейн с зельтерской. Днем Иоанна обычно не пьет, но я объяснил, что сегодня день рождения Оскара Уайлда — и, кто знает, может, так оно и было.

Вечером мы отправились на званый ужин на остров Олдерни — последний весьма уместно описывается как скала, за кою цепляются полторы тысячи алкоголиков. Ужин оказался восхитителен, однако полет восвояси в крохотном «пайпере» Сэма был ужасен: от пилота пахло выпивкой.

Когда мы вернулись, Джок сидел в кухне. По его собственным меркам, он был вовсе не пьян, но некоторая одеревенелость лица и походки выдавала, что его джерсийские кореша пропили десять фунтов не без помощи.

Иоанна, которую «отпустили с игр», как мы выражались в Роудине[55], ушла спать.

— Ну, Джок, есть ли новости?

— Да в общем, нет, мистер Чарли, хоть я и закинул на ночь несколько удочек, можно сказать. Только вот скока-то времени зря потратил на одного кренделя, а тот оказался с Хернси. Ну так а я ж не знал, а?

— Я полагаю, те носят другие свитера.

— А я вам чё, модистка?

— Нет, Джок. Продолжай.

— Ну вот, некоторые джерсы как бы к базару прислушались, и я прикидываю, парочка бы точно раскололась, если б не ихние кореша рядом. В общем, один завтра вечером сюда придет в домино играть: я притворился, что спер у вас бутылку скотча.

— Притворился?

— Ну. А, и еще — я там нанял одного старпера приходить и помогать в саду несколько часов в неделю, вы ж не возражаете? Тот еще тип, матерый такой по виду, я с ним познакомился в пабе «Каррефур-Селу», а губернатор там грит, старый гусь этот знает все Джерси как свои пять и ни разу в жизни в бане не мылся.

— Что за великолепный, должно быть, малый — с нетерпением жду знакомства. А что это ты ешь такое?

— Бутер с солониной.

— И побольше горчицы?

— Еще б.

— И, осмелюсь предположить, толсто нарезанными кольцами лука?

— Ну.

— А хлеб, судя по звуку, свеж и корочка его хрустка?

— Ох, ладно, ладно, вам я тоже сделаю, как дожую.

— Как превосходно ты читаешь мои мысли! — восхитился я.

— Мистер Чарли?

— Да, Джок?

— А чё такое хряпо́к?

— Понятия не имею. А что?

— Ну этот хернс мне сказал, что кореша на Джерси так всегда друг другу грят, и настропалил меня это сказать одному, а джерс в ответ попробовал меня стукнуть.

— Попробовал? Джок, ты подрался?

— Не-а. Я его за кулак поймал и как бы сжал легонько, пока он не сказал, что ошибочка вышла, а хозяин ему грит, что я ничё плохого не хотел, а потом я спросил, чё это значит, и они опять на меня вызверились, поэтому я не стал на рожон лезть и взял всем еще по стакану, и никто не обиделся, только вот хернсу, по-моему, по жопе надавали, когда наружу вывели. Странно, что вы не знаете, чё такое хряпок, — я слыхал, вы так славно по-францусски грите.

— Крапо! — вскричал я.

— Ну, я ж и говорю — хряпок.

— Это французское слово. Значит «жаба».

— Жаба, значит, э?

— Да. И ты утверждаешь, что джерсийцам оно не понравилось?

— Да они чуть не лопнули. По их выходит, это дьявольская дерзость.

— И «дьявольская», быть может, — гораздо лучшее слово, нежели ты думаешь.

— Э?

— Ничего, Джок. Ну и где этот бутерброд?

— Уже едет. А, и вот еще чего, чуть не забыл. Когда я начал трындеть про этого насильника с мечом на животе, кое-кто из них как бы локтем друг друга — тык, а старый хрен, который к нам в садик придет, тоже как бы хмыкнул. Я уточнять не стал, все равно бы не сказали. Своя какая-то шуточка, я так прикидываю. А может, и неприличное чего.

— Возможно, и то, и другое. Сдается мне, я слышу в отдаленье бряцание фаллических цимбал.

— Э?

— Да-да. А, вот и бутерброд. Как вкусно. Я заберу его с собой в постель. Спокойной ночи, Джок.

— Спок-ночи, мистер Чарли.

Я уверен, что намеревался зайти и пожелать спокойной ночи Иоанне, ибо отдаю себе отчет, как много эти маленькие любезности значат для хрупкого пола, но, осмелюсь доложить вам, я забыл. Даже мужчины не идеальны.