– Да, у меня все есть! Только мне очень надо туда добраться. Живым, – майор не договаривал, открыто и бессовестно хотел использовать меня и мои ресурсы.

– Мне надо подумать! – сказал я, а сам помыслил, что майор умный, так я не идиот. Скорее всего, за этот сыр в мышеловке я и мои солдаты заплатим своими жизнями.

– Лейтенант, ты не спеши. Ты подумай. Там автономное антиатомное убежище. Способно выдержать даже прямое попадание ядерного боеприпаса. В нем запасов продуктов, топлива, оружия на то, чтоб полноценный полк содержать в течение десяти лет. – Контрик хотел сказать еще что-то, но ему стало плохо, и он откинулся головой на подушку и безвольно мотнул ею вбок, закрыв глаза.

– Санинструктор! – заорал я так, как будто от этого зависела моя жизнь. Санинструктор влетел в помещение, как комета, без субординаций оттолкнул меня в сторону и засуетился над больным.

– Черныш, слышь, – из-за спины ефрейтора тихо позвал я, стараясь ему не мешать. – Ты тайны хранить умеешь, Толя? – впервые назвал я его по имени, которое всплыло само по себе из глубин памяти.

– Умею, умею, товарищ лейтенант! Не мешайте! – недовольно ответил санинструктор, полностью понимая свою незаменимость в этот момент.

– Черныш – это наш билет домой! Ты уж постарайся, парень! – попросил я. – А нам бы ночь продержаться да день простоять. – Толя Черныш недоверчиво посмотрел на меня и увидел две слезные дорожки, которые я и не скрывал, закрываясь руками, как некоторые. И еще он увидел, как непроизвольно я сглотнул спазм плача и ком мольбы внутрь себя. И, по-моему, он переживал обо мне больше, чем о чужом майоре, лежащем рядом без сознания.

– Вы, товарищ лейтенант не волнуйтесь, я его вытащу, – начинает успокаивать меня Толик, с тревогой глядя мне в лицо. – Я с красным дипломом технарь закончил.

– Давай, Толик, действуй, считай, это твой приказ выступить на охрану нашей государственной границы. А она вот она, на этой кровати раненая лежит, – как-то совсем без пафоса сказал я витиевато и загадочно, но понятно лишь для себя.

– Есть выступить на охрану государственной границы. – Если Толик понял меня буквально, то я не знаю, но ответил он мне на полном серьезе. И я поверил, поверил сразу и во всех, кто оказался под моей властью и приказами. И понял, что ночью нам спать не придется, потому что утром нас ждут великие дела. А нам что? Нам много и не надо – мир свой выживший спасти, и все. Разве это много на двадцать человек личного состава, восемнадцать лошадок и двух овчарок? Так, ерунда. Так, что нам бы ночь простоять да день продержаться. А еще мне солдата нашего похоронить надо так, чтоб и смерть его на нас поработала. Пусть знает, карга безносая, кто в погранзоне хозяин.

В два часа ночи майор очнулся снова и еще раз потребовал меня к себе. Я пришел злой, заспанный и молчаливый, как закрытый от солнца колючий шиповник под алычой возле баньки. Стандартная керосиновая лампа чуть колыхала воздух над собой, который был виден на фоне стенки, куда попадал ее свет. Тени заметались, когда я открыл дверь и ввалился, сонно човгая подошвами ботинок о пол. При моем появлении Черныш вывернул окурок фитиля на максимум, и лампа ярко вспыхнула, пожирая керосин. Я злился на майора. Мне надо было выспаться, перед тем как я поведу своих «обстрелянных орлов» на правый в разведку в сторону Кушака. Но майор словно чувствует, что я собрался делать, и хочет меня перенацелить. Как будто это он командует мной и моими людьми, а не мы тянем его раненый организм с дороги, ведущей на наше первое и новое кладбище, туда, где лежит его погибший водитель.

– Зачем звали? – не очень приветливо бурчу я и усаживаюсь на деревянный солдатский табурет. Старая работа. Ножки у табуретки толщиной с мой кулак. Поперечины тоже не узкие. Он даже не скрипнул, когда я усадил на него свою пятую точку. Недавно красили – к весенней проверке. Покрашенная древесина мерцает в метаниях света керосинки серой, необлупленной краской. Поверхность дерева поцарапана, побита вмятинами, но так и не сломлена упавшим на нее потолком «своего неба» в кубрике.

– Зубков, ты? – Похоже, майор стал хуже видеть в полумраке своего угла, но слышит он хорошо.

– Я, – подтверждаю ему свою фамилию и не могу унять недовольство в голосе.

– Олег, я вырубился. И не все тебе успел сказать, – извиняется сперва он. – Тебе, лейтенант, торопиться надо не на правый, а на левый! – Я даже немного просыпаюсь от такого разворота его мыслей.

«Ну, млин, начинается! Вечером стулья неси сюда, а ночью шифоньер тащи вместо стульев. Определился бы майор со своими соблазнами, которыми он меня кутает и обвешивает», – думаю я, а сам спрашиваю его усталым тоном:

– С чего вдруг? – смотрю на него, моргая, чтоб остановить постоянный наплыв ресниц друг на друга.

– Я ведь без документов. А ты мне сразу поверил. – Заявка майора разводит мои мысли в стороны. Первая, что я лоханулся и поверил на слово. Вторая, что раз он мне об этом говорит, значит, я не зря ему поверил. Учить будет. И тут дедовщина. Я зеваю и ойкаю непроизвольно. Спохватываюсь, но рука слишком поздно прикрывает открытый до отказа рот. Чувствую себя как ученик перед учителем. Все ж распределено – утром разведка правого и подходов к Кушаку. Подготовка к переходу на гору. Вот он, мой запасной опорный пункт. Если он такой крутой, этот Кушак, что терминал управления спутниками – это только попутная заморочка, то, может, в гарнизоне секретного объекта по штату есть доктор, медикаменты и нормальный мини-госпиталь для моего исповедующегося второй раз старшего офицера?

– Ну, не сразу, – говорю я в ответ, но понимаю, что формально он прав. Ведь если он ехал на проверку, то наверняка с документами, в нормальном военном обмундировании. В кепке, в конце концов. А у них с водителем даже ремней при себе не было. Куртки рваные и извазюканные, штаны да старые берцы с носками, трусами и майками.

– Ты молодой еще, лейтенант. Добрый. Ты никому не верь, слышишь? – тихо говорит мой собеседник. – Только себе.

– А вам? – стреляю вопросом, вполне проснувшись от таких откровений.

– Плохо мне, Олег. Мы в плен попали к местным, когда мимо Арчабиля хотели проскочить пешком. «Уазик» уткнулся после взрыва. Сам понимаешь – электромагнитный импульс, и все – нет нашего «уазика». А у нас только четыре ПМ. И то у офицеров, что со мной ехали. – Я молчу и слушаю, майор спешит рассказать мне все, пока его опять не выбросит в забвение спасительная потеря сознания. – А эти успели нашу заставу пограбить. Они ж прямого подчинения. У них никто «Тревогу» не объявлял. Почти всех их там завалило. На заставе занятия шли. Она ж показательная, именная… была. Только старшина у них ушлый оказался. Каким-то путем уговорил начальника заставы десять человек с занятий снять и отдать ему на чистку овощного склада. Ну, сам знаешь, овощной склад, почти как у тебя – погреб бетонный с лазом. Они туда как раз и залезли, когда долбануло. Засыпало их. Попытались самооткопаться – не получается. Сверху что-то тяжелое прилетело. Слышат, кто-то шарится наверху. А местные к этому времени разобрали обломки рухнувшего здания. Добрались до оружейки. Добили тех, кто еще дышал под обломками. А тут крики снизу. Они спросили, кто и что. Наши ответили, как ни в чем не бывало, думали, что свои. Завал наверху растащили, а когда наши начали вылезать, то по одному всех и повязали. Избили и заставили растаскивать загромождение, которое закрыло вход в склад АТВ. Он у них не как у тебя – в отдельной постройке. А в железобетонном схроне под основным зданием заставы, которое и обвалилось. Местные это были. Их там человек пятьдесят, не больше, этих досов[23]. И то оружие, что в пирамидах стояло и в сейфе у дежурного по заставе, они тут же прихватили. Ну, еще двустволки, мелкашки. – Майор остановился и перевел дух, устал он, но продолжил: – Моих всех положили, кроме водилы. Нас отлупили. И сунули, не разобравшись, к вашим пограничникам. За три часа, что я с ними был, они мне это дело и рассказали. А потом приехал «уазик» и недалеко от нас остановился. Я водиле своему моргнул, успел одного охранника положить и автомат отобрать. А дальше двинули напролом. Хуже-то не будет. Пока гнали по КСП, отстреливался, как мог. Их второй «уазик» заткнулся перед последним поворотом. А у нас задние скаты в решето порвало. Если бы не ты, лейтенант, с меня б кожу сейчас сдирали бы. А пленным они отомстят. Однозначно на них злобу выместят за то, что мы удрали, а вы их надсмотрщиков положили в пыль на дозорке.