Ветра, однако, не было.

«Так отчего же качается дуб?» — не понял Тестер, изо всей силы пытаясь удержаться на ветвях, но тут же сообразил, что, находясь на земле, думать об этом будет безопаснее: дерево разошлось не на шутку, и правильнее было бы добровольно помочь старику-дубу, не дожидаясь, пока он достигнет желаемого и шмякнет Тестера с десятиметровой высоты о сыру землю. И — быстрее, быстрее, быстрее…

Кое-как, цепляясь за ветки и царапаясь, Тестер спустился с дерева, отбежал от него шагов на десять-пятнадцать, остановился и… обомлел: вокруг всё ходило ходуном! Земля под ногами вздыбливалась и опадала, так, что трудно было стоять — как будто это была никакая не земная твердь, а волны морские! Землетрясение? Да нет, при землетрясении такого, вроде, не бывает (и внутренний голос тут же съязвил: «Ну, ты, конечно, видел землетрясения, и знаешь, как бывает!»)

Так что же это, господи?

Тестер, испугавшись не на шутку (да что ж у вас тут всё не как у людей!), бегом двинул искать укрытие. Не пробежав и десятка шагов, он споткнулся на очередной «волне» и со всего маху свалился в небольшой овражек, заросший высокой мягкой травой. Замер. Здесь, вроде, было потише и Тестер, решив, что он — в относительной безопасности, выглянул из овражка, как из окопа и стал наблюдать.

Вокруг творилось черт знает что: земляные волны вставали и опадали одна за одной. При этом не было ни дождя, ни ветра, ни извержения вулкана, ни цунами, ни ядерных взрывов поблизости: всё, что он наблюдал, совершалось почти в полной тишине. Только трещала и гудела земля под ногами, выпячиваясь невысокими волнами, которые тут же пропадали. Ощущение было такое, что глубоко под землёй проснулся какой-то большой доисторический зверь и оно, это чудовище, пытается выбраться на поверхность («а чёрт его знает — мож оно так и есть?» — подумал Тестер).

Наконец, засверкали молнии, но это были какие-то странные молнии: они били не вертикально, с неба на землю, а горизонтально, сверкая почти у самой травы и освещая это страшное своей непонятностью явление здешней природы. Молнии сопровождал гром: такой сильный, что казалось, что бил он не только в уши, но даже в желудок. Тестеру стало жутко. «Вот он, Страшный Суд! — обречённо решил Тестер и, кажется, даже перекрестился. — А может, это Кара Господня за мой побег из Обители!» И, как будто ему в ответ, над землёй ещё раз сверкнуло, где-то громко хрястнуло и что-то большое упало и засыпало Тестера землёй.

Человек странно устроен: пока может — борется, а когда понимает, что бесполезно — просто ложится и тихо ждёт своего часа. Страх смерти и груда осыпавшейся земли пополам с ветками сковали Тестера по рукам и ногам, да и смотреть на этот кошмар он уже не мог: сдавшись на милость стихии, Тестер закрыл глаза. Земля вновь дрогнула, вздыбилась и бросила его куда-то вниз, в бесконечную чёрную пропасть…

Странные здесь, однако, метеорологические явления!

3

Проснувшаяся утром природа, приводя в порядок свой немудрёный макияж, наткнулась взглядом на полузасыпанное листьями, ветками и землёй, мирно спящее тело. После ночного «урагана» вокруг царил сущий хаос. Старый дуб, получив сокрушительный удар молнией, прекратил своё земное существование. Развалившись надвое, с торчащими из земли корнями, он напоминал рухнувший бомбардировщик B-52 времён вьетнамской войны. Падая, частью своей кроны он прикрыл Тестера и заслонил его от разгула стихии, чем сослужил свою последнюю службу человечеству.

Тестер пошевелился и открыл глаза. Что на этот раз? Умер он, в конце концов, или снова продолжает жить этой непонятной «второй жизнью» или, точнее, «первой смертью»?

«А вот мы сейчас вылезем, да и посмотрим!» — бодро сказал себе Тестер и — где ползком, где на четвереньках — начал выкарабкиваться из-под ветвей дуба на волю. Это заняло довольно много времени, так как он не сразу сообразил, что двигаться надо не поперек, а по направлению роста веток. Но, наконец, выбравшись из овражка на поверхность, Тестер увидел рухнувший дуб и присвистнул от удивления:

— Да! Большой был дядька! Мощный! — то ли себе, то ли окружающей природе сказал он вслух. — Как говориться, большой шкаф громче падает!

Отряхиваясь и разминая затёкшие мышцы (и мысли!), он стал прохаживаться вокруг упавшего исполина. Отметил, что ноги слушаются его гораздо лучше, чем вчера — ходить стало намного легче.

Тут его слуха достиг протяжный писк, который шёл из кустов, росших неподалёку. Тестер пошёл на звук и с удивлением увидел маленькую белую собачку непонятной породы, с ошейником и пристёгнутым к нему огрызком поводка. Этот поводок запутался в ветвях какого-то куста, и почти не давал собачке возможности двигаться. Видимо «ураган» испугал собачку, и страх загнал её в этот куст, в колючках которой и запутался поводок.

«Вона чо! — сказал себе Тестер, — здесь и собаки живут?! Однако, до чего интересная она, эта страна мёртвых!» Он присел на корточки перед скулящей псиной и, внимательно разглядывая её, размышлял: «Так, собачка эта — с ошейником и поводком! А раз на собачке ошейник и поводок, то значит кто-то их на собачку надел? А раз так, то значит у собачки должен быть хозяин. И он, видимо, недалеко: ведь не такой же сильный и долгий был этот «ураган», или как там это у них называется? Не принёс ураган в эту Страну Оз ни домика, ни девочки, а принёс только собачку. Да, хозяин, точно — недалеко! И, наверняка, он уже ищет своего пса…»

— А ну-ка, иди сюда, животное! — Тестер отцепил поводок и освободил собачку. А на ошейнике прочитал надпись: «Точка Ру».

— А хозяин-то твой — юморист! Кстати, где он? И кто он? — Тестер погладил собачку, потрепал её по ушам, почесал кудрявую шею. Собачка, похоже, Тестера не боялась, даже наоборот, лизала ему руки, надеясь, видимо, на угощение. Все собачки одинаковы!

— Может хоть ты, псинка, скажешь мне, где я и что со мной? — вздохнул Тестер, стал на колени и начал выбирать из мягкой белой шерсти колючки и мелкие листья.

Собачка была на десятом небе от счастья, она прижалась к ногам Тестера и закрыла от удовольствия глаза. «Точка, Точка…» — ласково приговаривал Тестер, очищая собачкину шерсть и попутно отмечая, что и пальцы сегодня гораздо послушнее, чем вчера. «Привыкаю, что ли, потихоньку? — предположил он. — Дай-то Бог!». На душе у него стало теплее: и оттого, что жив-невредим пока, и что тело стало послушнее, и что в этой злой стране он впервые